История любви в истории Франции. Том 6. Любовь "по-санкюлотски" - Ги Бретон

СТЕНДАЛЬ

В августе 1792 года Наблюдательный комитет коммуны города Парижа, известный своей кровожадностью, назначил Марата помощником мэра. Он немедленно потребовал уничтожения всех членов Национального собрания и смерти для трехсот тысяч человек…

Чтобы облегчить те убийства, о которых он мечтал по вечерам с нежной Симоной Эврар, Марат приказал бросить в тюрьмы как можно больше подозрительных. Потом, написав отвратительную по своей жестокости прокламацию, расклеенную по всей столице, он вернулся домой и стал ждать. Восхищенная идеей будущей бойни, Симона, как истинная дочь народа, решила отпраздновать это событие хорошим обедом и приготовила великолепное рагу из баранины и сливовый пирог…

* * *

К двум часам дня 2 сентября орда парижан, возбужденных статьями в «Друге народа», направилась к монастырю кармелитов, подбадриваемая криками клапкерш, продолжавших науськивать толпу.

Началось «самое ужасное избиение мужчин, женщин и детей в нашей истории».

В монастыре было много священников. Толпа вывела их в сад монастыря и начала расстреливать как кроликов. Под радостный смех вязальщиц было убито сто пятнадцать человек…

Из монастыря кармелитов «последователи» Марата отправились в тюрьму аббатства, где резня продлилась три дня.

В это же время другие группы бешеных, мозги которых были начинены идеями «Друга народа», убивали пленников в Шатле, Консьержери, Форсе, у бернардинцев, в Сен-Фирмене, Сальпетриере и Бисетре.

Париж, а вскоре и вся Франция оказались охвачены ужасающим безумием убийства…

* * *

Вот как Прюдом описывает в своей совершенно якобинской по духу книге суд, устроенный у подножья лестницы Дворца правосудия: «Весь двор был залит кровью. Горы трупов были ужасным свидетельством человеческой бойни. Площадь Понт-о-Шанж являла собой то же зрелище: трупы и лужи крови».

Марат и Симона Эврар следили за этими событиями с восхищением. Каждый вечер им в деталях пересказывали сцены убийств и резни, и они долго их обсуждали. Особенно им понравилось побоище в Бисетре. Там «сентябристы» убили тридцать три ребенка двенадцати-тринадцати лет, потом сложили маленькие трупики в штабеля, приказали принести себе обед, пили вино, распевая гимны и славя свободу…

Для Симоны Эврар и ее любовника эта сцена была символом возродившейся Родины: дети врагов были принесены на алтарь нации «без малейшей чувствительности»…

Когда они узнали, что девиц легкого поведения насиловали в Сальпетриере, прежде чем убить их, любовники пришли в экстаз. Двадцать раз, в деталях, заставили они пересказывать им эту сцену, демонстрируя неуместное удовольствие.

Однако самую большую радость доставило им убийство несчастной принцессы де Ламбаль. Бежавшая в Англию фаворитка Марии-Антуанетты храбро вернулась во Францию, как только королеву проводили в Тампль. Ее арестовали и посадили в форс. 2 сентября за ней пришел гвардеец и проводила зал, где собрались так называемые судьи.

— Поклянитесь в приверженности свободе, равенству, заявите, что ненавидите короля, королеву и монархию, — приказали ей.

Госпожа де Ламбаль смертельно побледнела и с невероятным достоинством ответила:

— От всего сердца присягаю свободе и равенству, но не могу клясться в ненависти, которой нет в моем сердце.

Ее выкинули на улицу, и, как пишет один мемуарист, «кто-то ударил ее сзади саблей по голове. Из раны текла кровь, но ее крепко держали под руки, заставляя идти по трупам. На каждом шагу она теряла сознание»…

Группа негодяев прикончила ее ударами пик, потом ее раздели, и какой-то лакей отмыл тело от крови. Труп несчастной молодой женщины был осквернен самым отвратительным способом. Вот как описывает это событие Функ-Брентано:

«Одну ногу трупа засунули в жерло пушки, груди отрезали, сердце вырвали. Они сделали кое-что еще более ужасное, но у меня нет сил описывать это. Отрезав голову, мерзавцы насадили ее на пику и понесли к Тамплю, чтобы „она поздоровалась“ с королевой-пленницей. По дороге толпа остановилась перед лавкой пастижера. Бандиты хотели завить волосы на отрубленной голове, чтобы она предстала перед королевой в должном виде».

Потом кортеж убийц пешком отправился к старой башне тамплиеров, и подруги Теруань де Мерикур начали выкрикивать гнусные непристойности…

В это же время в комнату монархов вошел чиновник муниципалитета и грубо приказал:

— Эй, вы, посмотрите-ка в окно! Вам будет интересно.

Но этому воспротивился охранник:

— Не нужно, не ходите, они хотят показать вам голову госпожи де Ламбаль.

Мария-Антуанетта упала в обморок…

В этот вечер, целуя своего любовника, Симона Эврар прошептала ему весьма экстравагантную похвалу:

— Воистину, ты ангел убийства!

Не правда ли, милая манера выражаться?..

* * *

Теруань де Мерикур, естественно, играла очень активную роль в эти мрачные дни. «Эта фурия так опьянела от крови, — пишет Жорж Дюваль, — что обязательно оказывалась на месте резни, превосходя свирепостью самых свирепых»[72].

В одной из тюрем Теруань, к дикой, злобной своей ярости, увидела молодого фламандца, когда-то соблазнившего ее.

— Вот этого я убью собственными руками!

Взяв саблю у одного из своих спутников, она точным сухим ударом отсекла голову бывшему любовнику.

Возбужденная аплодисментами присутствующих, Теруань впала в транс, начала петь, танцевать, а потом, совершенно обезумев, кинулась на других заключенных.

Обезглавив всех роялистов, молодая женщина и ее спутники, вооружившись ножами, начали кромсать трупы… С рук Теруань ручьем текла кровь, она вырезала сердца и впивалась в них зубами[73]. Ее примеру немедленно следовала озверевшая орда.

Происходили совершенно невероятные сцены. Некий Артур принес домой сердце роялиста, залил его водкой и сожрал[74]. Другой человек, по фамилии Булан, набил карманы отрезанными человеческими ушами, а придя домой, развесил их по комнате[75]. Еще один, которого Париж стал людоедским городом. На завтрак, обед ужин ели контрреволюционеров, закусывая аристократами… Но был один кусок — самый лакомый, с позволения сказать, — по которому вожделели все эти «славные» люди: они жаждали крови короля!..