Покоренный ее красотой - Элоиза Джеймс

– Он весьма необычный дворецкий, – заметила Линнет, приноровившись к его походке и взяв его под руку.

– Я же говорил вам. Прафрок не дворецкий, он шпион моего отца.

– Но зачем вашему отцу иметь шпиона в вашем доме?

Пирс пожал плечами.

– Перестаньте пожимать плечами. Вы постоянно это делаете, когда хотите уйти от ответа. Зачем вашему отцу иметь шпиона в своем доме?

– Полагаю, он хочет знать, что здесь происходит.

– И вы говорили, что в доме вашей матери у него тоже есть шпион.

– Да.

– Он все еще любит ее, знаете ли. И это чувство взаимно.

– Себастьян говорит то же самое. Что ж, им придется решить, что с этим делать.

Линнет бросила на него взгляд, но увидела по его упрямо сжатой челюсти, что он не желает обсуждать эту тему. К тому же это ее никак не касалось.

– Итак, вы говорили, что больные распределяются по палатам в зависимости от заболеваний.

– И от пола, – сказал Пирс, воспользовавшись своей тростью, чтобы скинуть с тропы камень, прежде чем ступить на нее. – Пациенты весьма щепетильны насчет соблюдения приличий.

– В таком случае почему Гэвин лежит рядом с мистером Хаммерхоком? Вы говорили, что мистер Хаммерхок, возможно, заразный.

– Вряд ли. Эта разновидность горячки перестает быть заразной, после того как волдыри лопаются. Я всего лишь пытался помешать вам влюбиться в него. Его очаровательная сыпь делает его опасным для женщин. Не говоря уже о трогательной шепелявости, которая сопутствует заболеванию. Хотя, как ни печально, и то и другое пошло на убыль.

– По-моему, сегодня воздух теплее, – заметила Линнет, когда они свернули на последний отрезок пути, миновав сторожку, и увидели бассейн.

– Мне не нравится небо, – сказал Пирс, подняв глаза.

– Почему? Облаков вроде бы нет. – Она отпустила его руку и подставила ему спину, чтобы он расстегнул пуговицы на платье.

– Этот мрачноватый оттенок голубого предвещает шторм, но, возможно, я ошибаюсь.

– Вы не только ставите диагнозы, но и предсказываете погоду? – Она стащила платье. – Раздевайтесь. Вчера вечером я практиковалась…

– Неужели?

– Лежа на полу. Элиза застала меня за этим занятием, подтвердив все свои подозрения, что я окончательно лишилась рассудка. – Она побежала к скале, нависавшей над водой.

– Помедленнее. Вы заставляете меня чувствовать себя калекой.

– Задев ваши несуществующие чувства? – поддразнила Линнет, подойдя к самому краю скалы. С моря дул легкий ветерок, принося запах соли.

Пирс снял сапоги. Затем помедлил секунду, глядя на нее, и продолжил раздеваться. Странно, но ей хотелось, чтобы он снова посмотрел на нее. Она чувствовала, что сорочка облепила ее тело, подчеркивая каждый изгиб, и хотела…

Линнет пронзило чувство вины. Как это жестоко с ее стороны. Надо быть совсем немилосердной, чтобы щеголять перед мужчиной тем, чем он не может насладиться.

Она села на скалу, подтянув колени к груди. Пирс тем временем снял рубашку, и Линнет принялась наблюдать за ним, делая вид, будто смотрит на воду. У него была мускулистая грудь, с темной порослью волос, которая сужалась к талии, уходя за пояс бриджей. Ее пальцы дрожали от желания коснуться его, пробежаться по его груди, скользнуть на спину и вниз, к его…

Ягодицам. Хотя, возможно, «задница» – более правильное слово для обозначения мужского зада, подумала Линнет, когда Пирс повернулся, чтобы отложить в сторону свои бриджи и рубашку.

Спустя мгновение они оба прыгнули в воду. Как всегда, ее обожгло холодом, но это шокирующее ощущение не могло затмить восторга от падения и прилива бодрости, словно до того мгновения, как ее тело вошло в воду, она пребывала в полусне.

Не говоря уже о восторге, который она испытывала каждый раз, когда Пирс подхватывал ее и прижимал к своему теплому телу. Но он не позволил ей оставаться в таком положении долго.

– Держитесь одной рукой за край! – рявкнул он. – А теперь попытайтесь плыть.

Линнет набрала в грудь воздух и оттолкнулась от края бассейна. И тут же пошла ко дну.

Он вытащил ее и снова подтолкнул к краю бассейна.

– Постарайтесь удержаться на воде, а потом начинайте грести руками, – велел он. – И не забывайте двигать ногами.

Линнет дрожала и не была уверена в том, что сможет пошевелить конечностями. Однако смогла и спустя мгновение поплыла, пусть медленно и неуклюже, но она двигалась, а не тонула. Пирс оставался рядом, выкрикивая указания, большую часть которых она не слышала. Но постепенно она ухватила суть, сообразив, как поочередно двигать руками, поворачивая голову в противоположную сторону, а ее ноги…

Пирс обхватил ее ноги своими ловкими пальцами, пальцами хирурга, и выпрямил, показывая, как бить по воде.

Будучи слабовольной дурочкой, она тут же перестала думать о плавании, мысленно призывая его скользнуть руками выше.

Но он не стал.

Спустя минут пять Линнет пересекла бассейн, оказавшись у другого края. Ее сердце бешено колотилось, она тяжело дышала, но расплылась в улыбке, очень довольная собой.

– Вы в состоянии проделать тот же путь назад? – крикнул Пирс.

Вместо ответа она оттолкнулась от края бассейна и поплыла обратно. К середине пути ее глаза щипало, рот был полон соленой воды, а руки едва двигались от усталости.

Волна накрыла ее с головой, и она, замешкавшись, начала тонуть.

Руки Пирса обвили ее талию.

– Неплохо, – сказал он у самого ее уха и привлек Линнет к себе. – Но на сегодня достаточно.

Линнет обвилась вокруг него в ставшей естественной позе, как ребенок льнет к своей матери. Не считая того, что в его твердом теле не было ничего материнского.

– У вас сердце колотится, – сказал он. – Слишком большая нагрузка для того, кто ничего не делает, только танцует.

Линнет не стала ему объяснять, почему ее сердце так лихорадочно бьется. Она позволила ему высадить ее на берег и даже не обернулась, когда он поплыл назад, шумно рассекая волны, словно это была не более чем рябь на воде в ванне.

Ее ноги дрожали, колени подгибались. Наверное, он прав. Она нашла полотенца, которые прислал на берег Прафрок, и снова взяла все сразу.

Право, ей следует сказать Прафроку, что им требуется еще одно полотенце. Для Пирса. Но, лежа на скале, Линнет вынуждена была признать, что ей нравится снимать одно полотенце со своего тела и отдавать ему. А то и два.

Это заставляло его смотреть на нее. А ее чувствовать себя живой так остро, словно кровь пела в ее жилах.

Вот почему ее мать пребывала в таком радостном возбуждении, собираясь на свидания со своими поклонниками. Видимо, она предвкушала все эти ощущения. Бедная мама.