Покоренный ее красотой - Элоиза Джеймс

Например, в западном крыле есть женщина со вздутием живота. Скорее всего оно вызвано опухолью размером с яблоко, если не больше.

– Это наверняка опухоль, – вставил Пирс. – Но я буду знать ее размер лишь через несколько месяцев, не раньше.

Линнет моргнула, но, к ее чести, не стала морщиться и ахать, как большинство дам, столкнувшись с крайностями медицинской практики и его собственной одержимостью вскрытиями.

– Если бы мы могли предотвратить заражение, я бы вскрыл ей живот и удалил опухоль, – продолжил Себастьян. – Она вернулась бы домой и продолжала спокойно жить.

Пирс вынужден был признать, что его кузен выглядит особенно привлекательно, когда говорит о хирургии. На его лоб упала прядь волос, глаза заблестели.

Пожалуй, ему следовало направить разговор в другое русло. Линнет явно увлеклась беседой.

– А разве алкоголь не помогает? – спросила она. – Я читала, что солдаты на полях сражений поливают свои раны бренди и это уменьшает риск заражения.

– Недостаточно, – сказал Пирс. – Когда мы были моложе и менее испорчены, мы пробовали применять все, что только возможно. Но наши пациенты умирали с удручающей частотой.

– Почти все, – уточнил Себастьян. Его лицо приняло скорбное выражение, способное растрогать любую женщину. Пирс не смог бы скорчить такую гримасу, даже если бы от этого зависела его жизнь. Хотя и признавал, что со стороны Себастьяна это не было притворством. Тот искренне печалился, когда его пациенты умирали.

– В общем, мы прекратили эксперименты, – подытожил Пирс. – Себастьян сбился со счету, считая покойников.

– Одно дело – удалять конечности, – сказал Себастьян. – Но полостные операции слишком рискованны.

– Бедная женщина, – заметила Линнет.

Пирс уже успел забыть, о ком шла речь.

– А, эта. Что ж, по крайней мере она приехала сюда. Мы влили в нее столько опиума, что она не испытывает боли.

– Она бодрствует?

– Практически никогда. Что в ее положении к лучшему. Рак желудка – если это то, чем она страдает, – причиняет невыносимую боль.

– А как ее семья?

Он пожал плечами:

– Мне об этом ничего не известно. Возможно, у нее никого нет.

– Разве у пациентов нет родственников? Такое впечатление, что их никто не навещает.

– Это сфера деятельности сестры Матильды. Я действительно не в курсе.

Линнет прищурилась.

– У миссис Хэвлок, видимо, очень решительные методы. Возможно, она сказала больным, что им не разрешено принимать посетителей.

– О, она никогда бы так не поступила, – заверил ее Себастьян. – Она несколько грубовата, но у нее доброе сердце.

Себастьян в своем амплуа. Всегда видит лучшее в людях.

– Вообще-то у нее не очень доброе сердце, если вы имеете в виду способность к сочувствию, – сказал Пирс. – Это одна из причин, по которой я ее держу, учитывая полное отсутствие обаяния. Она способна усмирить вопящего ребенка, не моргнув и глазом.

– Вопящего ребенка? – Линнет содрогнулась.

Выходит, у нее есть слабые места.

– Гэвин вопил, как чертенок, когда мы совмещали кости его сломанной ноги, – сообщил Пирс. – А посмотрите на него сейчас. Он перестал вопить и снова ходит. А скоро отправится домой.

– Да, но сколько времени он пробыл здесь, не видя своей матери?

Себастьян нахмурился.

– Я прослежу за этим, мисс Тринн. – Он бросил на нее восхищенный взгляд. – Как вы наблюдательны. Мы с Пирсом месяцами обходили палаты, даже не задумываясь о подобных проблемах.

– Ну, у вас есть пациенты, не говоря уже о цыплятах, которые нуждаются в присмотре, – сказала она, указав на другой конец комнаты. – Я могу сама поговорить с миссис Хэвлок о посетителях.

– О цыплятах? – переспросил Себастьян.

Пирс издал смешок.

– Она имеет в виду этих шалопаев, – пояснил он, кивнув в сторону Пендерса, Кибблса и Биттса, которые столпились вокруг леди Бернис, видимо, поглощенные созерцанием бюста его матери, выставленного на всеобщее обозрение.

– А, понятно, – хмыкнул Себастьян. – Пожалуй, они действительно следуют за Пирсом, как выводок цыплят за наседкой. Ласковой и заботливой, как вы можете себе представить.

– Если очень напрячь воображение, – поддакнула Линнет, скривив губы в иронической улыбке.

– Эта улыбка нравится мне больше, – заметил Пирс.

Улыбка мигом исчезла.

– В ней столько яда, – продолжил он. – Она показывает вашу истинную сущность.

Глаза Линнет сузились, и на мгновение ему показалось, что она собирается плеснуть ему в лицо бокал шампанского. Но Прафрок позвонил в колокольчик, приглашая всех на ужин, и она повернулась к нему спиной и двинулась прочь вместе с Себастьяном, демонстративно подхватив его под руку.

После ужина мать Пирса встала и, лукаво улыбнувшись, окинула взглядом собравшихся за столом, включая ее бывшего мужа.

– Почему бы нам не пройти в гостиную? Прафрок был так любезен, что организовал нам небольшое развлечение.

Пирсу хватило одного взгляда на ее лицо, чтобы понять, что у его матери созрел в голове какой-то дьявольский план.

– Танцы! – произнес он спустя несколько мгновений при виде расчищенной площадки посередине комнаты и Прафрока за фортепьяно в компании худосочного лакея со скрипкой. – Как это мило с твоей стороны, maman. Как раз то, о чем я мечтал.

Леди Бернис подалась к нему, обдав его ароматом жасмина.

– Дорогой, мир не вращается вокруг тебя, и мне очень жаль, если я внушила тебе мысль, что это так. А теперь сядь и дай отдых своей ноге. А Себастьян потанцует со мной.

– Конечно, – повторил Пирс, усевшись на диван. Если его мать решила устроить комедию, то почему бы не получить от нее удовольствие?

Его отец тоже сел, расположившись на стуле с прямой спинкой, по другую сторону дивана. Он даже не пытался скрыть своего пристального внимания, просто сидел, не сводя глаз с бывшей жены, которая кружилась в вальсе, весело болтая с племянником.

– Она так же легка на ногу, как и раньше, – заметил Пирс спустя некоторое время. Уж лучше разговаривать, чем наблюдать за танцами. К тому же ему действовала на нервы ухмылка, с которой Биттс смотрел на Линнет. Он предпочел бы видеть в нем врача, пусть даже неопытного, а не юного ловеласа.

– Твоя мать? – Герцог кивнул. – Жаль, что ты не видел ее, когда ей было семнадцать. Стройная, как ива, с искорками в глазах, которые заставляли всех мужчин в зале влюбляться в нее.

– Вы не собираетесь пригласить ее на танец?

Губы отца изогнулись в полуулыбке, которая, как потрясенно осознал Пирс, часто играла на его собственных губах.