Хищная книга - Мариус Брилл

Безумные, любовники, поэты —

Все из фантазий созданы одних.

Вот уж действительно; и из сублимации фантазий этих ополоумевших женщин и оравы амбициозных поэтов был создан тот образ «любовника», в который мы верим сегодня. Ведь мало что сравнится по творческому потенциалу с умопомешательством, и на свой собственный — очень может быть, что безумный — лад они создали искусственное эмоциональное состояние и политическую идеологию, которые со временем обрели власть над людьми во всем мире.

Столетиями эти «прекрасные дамы» подвергались неслыханным унижениям со стороны общества и правящих в нем мужчин. Затем, в пыльный и знойный день августа 1096 года, мужчины ушли в поход. Короли, графы, бароны и рыцари отправились в дальние края и почти без перерывов отсутствовали свыше двухсот лет.

Они откликнулись на призыв папы Урбана II, первого из наместников Бога на земле, который в открытую стал заниматься земными поместьями, посетовав: «Возможно ли терпеть, что мы даже не владеем равной с мусульманами долей обитаемой суши? Они превратили Азию, треть всего мира, в свою вотчину… Они также силой удерживают Африку, вторую часть света, уже свыше двух веков. Остается Европа, третий континент. И в каком же малом ее уголке обитаем мы, христиане!» Несмотря на свои сомнительные познания в географии, Урбан стал вдохновителем крестовых походов и освятил возвращение к дикости гуннов, готов и вандалов. Но на этот раз все убийства и грабежи были справедливыми, потому что истреблять иноверцев сам Бог велел — устами Папы.

Христианская империя свое стремление к экспансии и мировому господству начала реализовывать с набегов на Восток. Используя неповторимую возможность захватить побольше земель и поработить побольше крепостных, европейские короли, графы, бароны и рыцари ревностно двинулись воевать с нехристями и получать свою награду на земле. Они выступили в крестовый поход. Однако перейдем от традиционной истории к истории любви, творящейся в их отсутствие.

ЛЮДИ СЛИШКОМ РЕДКО ОБРАЩАЮТ ВНИМАНИЕ НА ТОТ факт, что уверенность в себе на девять десятых состоит из занудства. Самые невыносимые долдоны, судя по всему, считают, что уверенный вид дает им право задавать тон в любой беседе, в которую они сумеют влезть. Возможно, если бы это обстоятельство замечали почаще, некоторые надоедливые «фаготы», тугоухие проедатели плешей хоть иногда затыкали бы рот. Но, впрочем, бывают ли зануды, способные слышать кого-либо, кроме самих себя?

Так вот, может быть, если бы этот Дятел, ну, Фердинанд Ксавьер, не был такой грязной кляксой на моих страницах, если бы он не перевернул вверх дном жизнь Миранды, то возможно, ну, просто не исключено, что я не считал бы его занудой. Кто знает, при других обстоятельствах я даже могло бы полюбить его. Может быть, если бы это он вытащил меня из пыли забвения на библиотечной полке, я бы тогда влюбилась в него, как простая книжка. Кто знает? Он был достаточно представительным и симпатичным, хотя и чересчур масляным на мой вкус. Жирные пальцы губительны для такой хорошей бумаги, как моя. Однако этого не случилось. И Фердинандишко был занудой. Как и большинство зануд, он без видимых усилий сохранял уверенность в себе, как если бы все им сказанное было чрезвычайно важно и производило неизгладимое впечатление.

Как ни обуревали меня предчувствия, что ничего хорошего из этого не получится, а получится что-то вроде упаковки презервативов в подарок Папе Римскому, однажды мне пришлось, воспользовавшись моим всеведением, проникнуть во внутренний мир Фердинанда Ксавьера, и сейчас, пожалуй, самое время раскрыть одну его тайну…

Хотя лично мне «никогда» вместо «сейчас» тоже показалось бы удачным временем для этого.

Имеется в виду, если я расскажу вам, о чем он думал, как он рос и учился, чем жил, то вы, может быть, начнете понимать его. Так не пойдет. В библиотеке было достаточно пособий по психологии, и я прекрасно знаю, что понимание — первый ужасный шаг к сочувствию, а то и к прощению. Но могу ли я даже подумать о прощении ублюдка, укравшего у меня Миранду?

Ладно, сейчас речь о нас с вами. Когда любовь несчастная, есть только два выхода — горевать или примириться. В обоих случаях глотаешь горькие пилюли, но действуют они по-разному. Мне в какой-то момент стало понятно — я смирился с тем, что произошло. Я проиграл. Я хочу сказать, что он, в сущности, не был плохим человеком, он старался поступать правильно. Но разве не все мы стараемся? Даже маньяк думает, что поступает правильно и знает, что такое хорошо и что такое плохо. Просто его мнение почему-то больше никто в целом свете не разделяет. За исключением, конечно, его голосов. Но не ужасно ли, если сравнение с маньяком — это лучшее, что можно сказать о человеке? Увы, это так. По крайней мере, я объяснил, что сужу предвзято. Поэтому, если я не буду особенно углубляться в мысли Фердинанда, вы знаете почему.

Итак, вот тайна Фердинанда Ксавьера: в действительности он был так же уверен в себе, как шестиклассник на первом свидании. Правда-правда. Он шел по жизни, не имея ни малейшего представления, ни кто он такой, ни к чему и для чего стремится. Он был бесхарактерным и прекрасно это знал. Он понимал, что все, что он собой представляет, — лишь бледные отражения более интересных людей, встреченных им в жизни. Немного от однокашников, чуточку от учителей, кое-что от родителей. То подобие характера, которое он имел, было полностью заимствованным и, так сказать, немного просроченным.

Разумеется, в нормальных книгах полно волевых героев, железных характеров, титанических личностей, которые преодолевают и побеждают, и покоряют, и восхищают, и чаруют, и заставляют нас мечтать о существовании таких людей в реальности. И пусть неоправданно переносить на жизнь такие чисто литературные представления, будто бы у мужчины, которому нет еще и тридцати, должен уже полностью сформироваться характер, но я говорю об этом только с одной целью — показать вам, насколько бесцветным Дятел был как личность. И еще я рассчитываю сыграть на популярном заблуждении, будто бы человеку, лишенному силы характера, вообще нельзя доверять и нельзя на него полагаться в трудную минуту. Кажется, я хочу, чтобы вы возненавидели его так же, как я.

При этом факты таковы, что именно абсолютная бесхарактерность делала Дятла идеальным кандидатом для работы в секретной службе. Он был из тех, кто лжет очень естественно, никогда не будучи уверен в том, какова правда; из тех, кто всю жизнь живет, надевая, по обстановке, то одну, то другую личину; и, самое главное, ему под любыми мучительными пытками еще мучительней было бы сказать, кто он такой, по той простой причине, что он сам этого не знает. Его карьера доказывает, что вы, если хотите произвести должное впечатление в отделе кадров государственной службы, не могли бы придумать ничего лучше, нежели избавиться от всяких следов характера. Тех, кто действительно лишен характера, какой бы то ни было индивидуальности, ждут великие дела на секретной службе, в отделении МИ-5, а чаще — в богадельне Уолтемстоу. Но сказанное еще не значит, что Фердинанд Ксавьер, или как там его звали на самом деле, будучи призван стать высоким темноволосым симпатичным незнакомцем, не смог его изобразить с неподражаемой уверенностью.