Ночные шорохи - Джудит Макнот

— Искал «жучки», но ничего не нашел. Мысль о том, чтовладелец способен нафаршировать микрофонами собственный дом, показалась Слоансовершенно абсурдной, что она немедленно и высказала.

— Обычная предосторожность. Твой отец известен как крайнепредусмотрительный человек.

— Не настолько, иначе нас здесь не было бы, — пошутилаСлоан. — Кстати, о нас. Я только что поговорила по душам с моей прабабкой.Знаете, что именно она контролирует большую часть фамильного состояния?

— Имеете в виду «Хановер-траст»? Слоан обескураженнокивнула.

— Что еще она вам сказала?

Слоан почти дословно передала содержание беседы.

— Ничего нового, — разочарованно вздохнул Пол. — И ничеговажного. Но вы пробыли там достаточно долго.

О чем еще она толковала?

Слоан досказала ему остальное, и Пол, казалось, был большевсего доволен тем, что она посчитала нужным немедленно передать ему информацию.

— Если она хочет, чтобы вы больше времени проводили с Парис,так тому и быть. А я поболтаюсь здесь и посмотрю, что еще можно вынюхать.

— Вынюхать? Но что вы ищете? — допытывалась Слоан, воздевруки к небу. — В чем вы его подозреваете? По-моему, я имею право знать хотя быэто!

— Когда я сочту нужным вам что-то объяснить, обязательно таки сделаю.

— Что же, — беспечно бросила Слоан, — когда я раздобудусведения, которые, по моему мнению, вам стоит узнать, начнем переговоры.

Она ожидала взрыва негодования или насмешек, но вместо этогоПол преспокойно заявил:

— В Палм-Бич есть два человека, с которыми вам, пожалуй, нив коем случае не стоит торговаться, Слоан. Я — один из них.

— А второй? — прошептала Слоан, застигнутая врасплохнеприкрытой угрозой.

— Ной Мейтленд. Спасибо за то, что позволили мне посидеть насвоем балконе, — кивнул Пол и пошел к выходу. Дверь бесшумно закрылась за ним,и Слоан медленно направилась в ванную.

Совершенно непроницаем, жесток, непредсказуем и упрям, новременами становится невероятно обаятельным и, кажется, добрым.

Почему же ее не оставляет ощущение, что эти два последнихкачества — просто маска?

Когда Слоан спустилась, Парис уже ждала внизу. — Машинастоит перед домом, — сообщила она, и девушки вышли во двор. Светло-золотистый«ягуар» со спущенным верхом был припаркован на подъездной аллее. Парис села заруль, и машина выехала из ворот. Слоан невольно залюбовалась солнечнымибликами, игравшими в каштановых волосах сестры. Как естественно Парис смотритсяв этом дорогом автомобиле! Они словно созданы друг для друга.

Парис повернула голову и встретилась глазами с сестрой.

— Вы что-то забыли? — спросила она.

— Нет, а что?

— У вас лицо какое-то странное.

После всего, что она наслышалась сегодня о Парис, Слоанотчаянно хотела пробиться через невидимый, но плотный барьер отчужденности,воздвигнутый сестрой вокруг себя, и поэтому поспешила воспользоватьсяпредставившейся возможностью:

— Я думала о том, как красива эта машина и как тебеподходит.

Парис едва не выпустила руль и недоуменно уставилась наСлоан.

— Не знаю что и сказать.

— Можешь высказать все, что у тебя на уме.

— В таком случае честно признаюсь, что не ожидала от тебятакого.

Слоан уже посчитала было, что на откровенную беседурассчитывать не приходится, когда Парис выпалила:

— Ты так добра ко мне. Я ужасно рада.

Она вложила в это признание столько неподдельного тепла, чтоСлран залилась краской…

Они повернули налево, на широкий бульвар, и Париснерешительно пробормотала:

— Разве не странно ехать вот так… вместе… и… и сознавать…что мы сестры?

Слоан кивнула.

— Не поверишь, ты словно прочитала мои мысли.

— Ты совсем не такая, как я ожидала.

— Знаю.

— Правда?

— Конечно. Твоя прабабка рассказала, что тебе про наснаговорили.

Парис послала ей застенчивый взгляд.

— Она и твоя прабабка.

Некий лукавый бесенок подбил Слоан сказать:

— Почему-то мне гораздо легче поверить в то, что у меня естьсестра, чем в то, что эта женщина мне прабабка.

— Она тяжелый человек. Унижает людей.

«Включая тебя, свою правнучку».

— А тебя она тоже запугала? — робко поинтересовалась Парис.

— Не слишком. Ну… разве чуть-чуть, — призналась Слоан.

— Большинство людей смертельно ее боятся.

— Да, судя по моему впечатлению, она явно не добрая бабушкаиз сказок!

— А какая она, твоя бабушка?

— То есть мать нашей мамы? — мягко осведомилась Слоан.

— Ну да.

— Она умерла, когда мне было семь, но помню, что была очень…очень уютной. И пахла сдобой.

— Сдобой?

Слоан кивнула.

— Она любила печь. И сама была такая кругленькая, с пухлымищеками, потому я и назвала ее уютной. У бабушки всегда находились пирожки дляменя и Сары.

— Кто такая Сара?

— Это моя лучшая подруга, с самого детства.

На несколько минут воцарилось неловкое молчание — молчаниелюдей, которые пытаются найти общий язык и боятся сделать первый шаг. НаконецСлоан набрала в грудь побольше воздуха и, от души надеясь, что поступаетправильно, спросила:

— Хочешь, я расскажу тебе про нашу маму?

— Как пожелаешь. Мне все равно.

Подставив лицо ветру, Слоан тряхнула волосами и чутьнахмурилась. Такого уклончивого ответа она не ожидала.

— Если мы не будем честны и откровенны между собой, —спокойно пояснила она, — то так и не сможем по-настоящему узнать друг друга, амне бы этого очень хотелось. Как ты думаешь, мы сумеем быть до конца правдивымии сказать, что чувствуем и ощущаем?