Тростниковые волки - Дмитрий Савочкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что ж он сам с этого имеет?
– Головную боль. Ну так я понял, по крайней мере.
– А этот твой… Че Гевара? Он копатель, да?
– Да, Чеги – копатель. Этому придурку не страшны ни менты, ни беспредельщики. Он из тех, кто однажды умрёт на копе. Причём я удивляюсь, как он до сегодняшнего дня вообще дожил. Они в прошлом году с бригадой идиотов ездили под Скадовск, расковыряли там греческое поселение позапрошлого тысячелетия. Так их посреди ночи выволокли из палатки люди в чёрных масках, построили в ряд и дали залп из автомата поверх голов. Честно говоря, я бы после такого решил завязывать. Я, собственно, после куда меньших неприятностей завязал.
– А Чеги?
– А он в этом году с компанией опять туда же ездил. Западнее, правда, за Лазурное. Тоже что-то там раскопали. У Чеги отличная интуиция, как, впрочем, у любого настоящего копателя.
– И что, много на этом можно заработать?
– Ну… смотря где копать, смотря что копать, смотря для чего копать.
– А что можно копать?
– Можно клады копать. Монеты там, иконы старые… хотя это лучше с металлоискателем по чердакам и подвалам поползать в старых домах. Можно золото мыть, правда, это лучше в Россию ехать.
– Клёст, ну я не об этом спрашиваю. Ты вот что копаешь, например?
– Я ничего уже не копаю, – я посмотрел на неё назидательно, – но если тебе интересно, то большинство копателей ковыряются в каком-то одном пласте. Во-первых, при изучении истории ты можешь уже специализироваться на каком-то периоде и какой-то культуре, а во-вторых, проще выбрать металлодетектор, если знаешь, на какой глубине твой слой лежит, со щупом проще работать, где ты одни и те же материалы прощупываешь, и так далее. Самый старый местный слой – это Триполье. На запад от нас, там, куда мы едем. Он глубоко лежит – метров до шести. Хотя так глубоко почти никто не копает, ищут, что поближе к поверхности. Железного там ничего не бывает, так что металлодетектор для этой темы не берут.
– А что берут?
– Щуп и прекрасные археологические труды отечественных учёных.
– Ты иронизируешь?
– Немного. Карты берут, в общем. А там – как повезёт. Это коп керамики, она довольно хрупкая и не слишком дорогая, тем более что интересуются ею, как правило, только отечественные коллекционеры. Так что разбогатеть на этом нельзя.
– А на чём можно?
– На следующих слоях. Скифы – на юго-востоке страны, мы как раз сейчас от них уезжаем, – я махнул рукой назад, – эти от двух-трёх метров лежат и глубже. Особенно глубоко копать надо, если курганы раскапываешь, но этим любители почти не занимаются. Убить могут. Тут надо иметь «крышу» и «лапу». Подгоняешь экскаватор – и достаёшь из кургана всё, что там есть, пока нервные вооруженные парни охраняют территорию.
– И много там есть?
– Бывает – почти ничего, а бывает – десять-двадцать килограммов золота. Впрочем, курганы разрыли уже почти все. Чуть южнее лежит ещё один слой – греки. Это в ту сторону от нас, – я показал рукой. – Они селились по всему побережью, и, бывает, ребята раскапывают довольно приличные хабары.
– Что раскапывают?
– Хабары.
– Взятки, что ли?
– Нет, – засмеялся я, – так называют добычу на копе. Я помню, у меня в Питере с этим словом смешная была история. Они там бычки сигаретные называют «хабариками».
– Хабарики у поребриков.
– Перед парадными. Хабарики у поребриков перед парадными.
– И куда эти хабарики продают? Я имею в виду, с копа, а не от поребриков перед парадными…
– Смотря какой хабарик. В Россию в основном вывозят. Там большой рынок антики. Особо редкие штуки везут в Европу, там их можно продать дороже.
– А что ещё копают?
– Ну ещё, конечно, копают войну. Тут географических ограничений нет. Война – она кругом вокруг нас. И там, откуда мы уезжаем, и на севере, и на юге, и впереди, там, куда мы едем. Впрочем, тут есть, конечно, свои нюансы.
– И с чем они связаны?
– В первую очередь с тем, какую именно войну ты копаешь.
– И что, можно Куликовскую битву раскопать?
– Не хочется тебя расстраивать, подруга, но Куликовскую битву уже раскопали до нас. Там не только останков – даже следов уже не осталось. А вообще, реально начинать раньше, скажем, наполеоновских войн нет смысла. Слишком мало информации по движению войск, локальным схваткам, карт почти не осталось.
– А металл что, не сгнил с тех пор?
– О, поверь. Тогда оружие делали из такого металла, что нынешнее по сравнению с ним – просто мусор. Оружие Второй мировой сгнило быстрее, чем пищали Бородинского сражения.
– Серьёзно? И много тут копают, скажем, Отечественную войну восемьсот двенадцатого?
– Ну, тут её, положим, вообще не копают. Это надо на север ехать, в Беларусь, в Россию, всё интересное вдоль смоленской дороги лежит. Её не так уж много копают, но есть любители. Можно ещё на юг поехать, в Одесскую область, Румынию, Болгарию – поковыряться в русско-турецких войнах. Встречаются интересные находки. А здесь, на Украине, три главные войны – Первая мировая, она же Великая Отечественная, Гражданская и Вторая мировая, она же… тоже Великая Отечественная. У людей, которые давали войнам названия, с фантазией всегда было туго. Вот Вторую мировую в основном и копают, конечно.
– И ты её копаешь?
– Копал.
– И что ищут?
– Всё, что можно продать.
– А что можно продать?
Я посмотрел на неё:
– Зайти на «райберт» или на «аукцион» и посмотри. Оружие, боеприпасы, амуницию, деньги (хотя это редкость, конечно), документы. Иногда личные вещи солдат забирают, хотя нормальные копатели их не берут – это плохая примета. Ну и самое дорогое – награды, личные знаки и знаки отличия. Если не привередничать, то можно оптом всё толкать на слётах или через местные сайты. Но чтоб нормально на войне зарабатывать, надо искать редкие коллекционные экземпляры и продавать американцам. Эти за фашистскую атрибутику платят в среднем вдвое дороже, чем все остальные.
– И за солдатские жетоны вроде того, что ты мне показывал?
– Ну… да, и за них тоже. Хотя жетоны относительно недорогие, на них можно заработать, только если сотрудничать с фольксбундом или ещё какими-нибудь заинтересованными немцами.
– А почему ты всё время про немцев говоришь? Что, у советских солдат не было жетонов?
– Что ты, конечно, были! Такие коробочки из хрупкого дерьма, в которых лежал рулончик туалетной бумаги. На нём полагалось подробно записывать, кто ты, откуда, как звали твою собаку, с кем спал твоего деда дядя и всю историю государства Российского аж до Рюрика. От руки записывать, карандашом, своим почерком солдатским. Эти коробочки сгнивали в земле быстрее, чем успевал остыть убитый солдат. Но и те в сорок третьем году отменили.