Фальшак - Андрей Троицкий

Ближе к утру на участке снова появляется автомобиль. Вместо неразлучной троицы лже-дипломат встречает одного Панова с чемоданом, который он все никак не мог закрыть. Панов по своему обыкновению изъясняется в телеграфном стиле. «Возникли непредвиденные неприятности. Этот художник оказался не простачком». Потом они садятся за круглый стол под оранжевой лампой и начинают мусолить деньги. Недосдача – триста пятьдесят восемьдесят тысяч баксов с коротким хвостиком. Панов затевает завтрак. Ставит бутылку, крошит селедку, посыпая ее лучком и сдабривая маслицем. Садится к столу, разливает водку по рюмашкам. А потом стреляет с близкого расстояния в живот Сахно. И добивает выстрелами в голову. Чтобы наверняка. Затем упаковывает деньги в сумки, стирает пальцы полотенцем и уходит, закрыв калитку.

* * *

– Как моя идея? – спросил Бирюков. – Те же люди, которые тебя похитили, на самом деле и есть изготовители фальшивых денег. Вывод простой: ты ничего никому не должен. Ни цента.

– Твоя идея просто пшик, – покачал головой Архипов. – Не могли они держать меня в том доме в "Лесном городке. Слишком рисковано. И зачем, с какой целью они стали бы меня похищать? Меня, курицу, которую несет им золотые яйца? А потом пытались замочить на территории гаражей.

– Мочить тебя никто не пытался. Цель все та же – бабки. Твой Роман Горобец уверен на все сто, что за годы работы с ним ты скопил очень приличное состояние. Ты ведь имел до двадцати пяти процентов с выручки. И теперь он хочет прибрать все к рукам. Возможно, у него появились новые сбытчики. Когда дело коснулось тебя, простой рэкет, банальное похищение даже не рассматривали как варианты. Был нужен продуманный до мелочей план. Который они обмозговали и воплотили в жизнь.

– И все-таки мне слабо верится в эту сказку.

– Ты запомнил что-то из интерьера дома? Какую-то мелочь, деталь, которая могла бы показаться совершенно незначительной.

– Половую тряпку запомнил. Она была размером с носовой платок. Плевки в лицо тоже не забыл. Если бы ты оказался в моем состоянии, едва ли вспомнил свое имя. Еще люстра под светлым абажуром, сервант. Таких домов миллионы.

– А теперь на это посмотри.

Бирюков достал из сумки и развернул фотографию женщины с пышной косой. Женщина спиной прижалась к березе, перекинула через плечо платочек.

– Эту картинку я, кажется, видел, – Архипов пересел поближе. – Точно. Она висела над кроватью Панова.

– Немного, наверное, на дачных участках найдется таких фотографий, висящих над кроватями. Теперь вешают обнаженную натуру. Или что-то в этом роде. Короче, я хочу сказать: люди, похитившие тебя, а также изготовитель фальшивок – одна и та же команда. Все они в доле. Кто-то работает за процент, кто-то за разовые премиальные. Это не важно. И у них все получилось, если не считать некоторых шероховатостей. Ну, потеряли на дороге почти четыреста тысяч. Ну, ментов замочили. Неизбежные в таком деле издержки. Роман Горобец уже здесь. С тебя начнут тянуть бабки. Будь готов, как юный пионер.

– С пионера много не вытянешь, – за время своего заточения Архипов разучился понимать юмор. – Как думаешь, где сейчас фальшак?

Архипов плеснул водки в стакан.

– Однозначно – у Панова или у Горобца, – ответил Бирюков. – Разумеется, за вычетом четырехсот тысяч, которые спрятаны у меня. У Панова и мои тридцать тысяч. Готов обменять свои фальшивки на настоящие бабки.

– А мне что посоветуешь?

– Нужно выждать. Не соглашаться на условия Горобца. Проси время, чтобы подумать. Да я сам не в том положении, чтобы давать людям умные советы. Попытайся скрыться за границей. Уезжай на другой край земли.

– А дальше? – Архипов плеснул водки. – Меня все равно найдут, рано или поздно. И я получу пулю. Или перо Панова.

* * *

Когда Бирюков наконец ушел, Архипов вылил в мусорную корзину остатки водки из стакана, бросил пиджак на спинку стула и, повалившись на кожаный скрипучий диван, сомкнул веки. Уезжать за тридевять земель, прятаться неизвестно где, – это, пожалуй, самый глупый вариант из тех, что можно представить. Впрочем, это как посмотреть… Он перестанет быть самим собой, по подложному паспорту на имя Никиты Константиновича Звонарева, что сейчас лежит в сейфе, найдет работенку, скажем, чертежника в каком-нибудь проектном бюро, которое занимается привязкой к местности коровников и сенных сараев. Глухомань, тишина провинциального городка, где еще живы нравы и обычаи прошлого века.

После трудового дня он возвращается в убогую комнатенку, варит на электрической плитке концентрат пшенной каши. А потом сытый, разомлевший после стакана горячего молока, и почти счастливый разглядывает из своего верхнего окошка живописные окрестности. Водокачку, торчащую над крышами, словно гигантский карандаш, высокую голубятню, построенную мальчишками из негодных деревянных обрезков и проржавевших листов жести. И еще обширную помойку, которую почему-то никогда не убирают и не вывозят, а временами, когда скапливается слишком много мусора, просто поджигают. В помойке вечно копаются местные мальчишки, словно надеяться найти клад. Но в последние дни мальчишкам не до голубятни и не до помойки. Во дворе они поставили две пары козел, затащили на их толстую и длинную водопроводную трубу. И уселись на ее проржавевшем остове, как на лошади.

Мальчишки тяжелыми молотками изо всех сил молотят по металлу, выбивая из нутра тяжелые гудящие звуки. Бум-бум-бум… Этот набат слышит весь город. Архипов не включает радио, потому что известиями не интересуется, а набат во дворе заглушает все прочие звуки. Кажется, все это уже было в далеком детстве. Уже было… И комната в мезонине старого дома, и голубятня, и каша из грошового концентрата, и труба, которую мальчишки терзали до поздней ночи. Бум-бум-бум… И вот теперь, совсем скоро, предстоит возвращение в далекое детство.

Так оно и будет… Архипов будет рано ложится в кровать, накрываться пахучим ватным одеялом. Возможно, совсем скоро у него появится любовь, настоящее большое чувство, которого он ждал всю свою жизнь, но так и не нашел, так и не дождался. Наверняка она будет лаборанткой или завхозом из того же бюро, где в будние дни он восемь часов терпеливо высиживает за чертежной доской. Любовь где-то рядом, нужно сделать один шаг… Эта девочка будет нежной и чистой, такой трогательной в своей неопытности.

Ночь накрывает провинциальный городишко. Архипов лежит под ватным одеялом, слишком теплым и душным, и думает. Он словно в чем-то убеждает самого себя: «Господи, кажется, я счастлив. Кажется, я обрел то, что искал». В один прекрасный вечер, когда девушка его мечты наконец заберется под ватное одеяло, дверь распахнется настежь от тяжелого удара каблука. Бум. Вылетит хлипкий замок. Разлетится щепа. Архипов еще не успеет включить настольную лампу, как по кровати полоснет автоматная очередь. Вдоль, поперек и снова вдоль… По полу рассыплются стреляные гильзы. По комнате полетят обрывки ваты из разорванного в клочья одеяла. Запахнет кислой пороховой гарью. «Простите, я вас, случайно не побеспокоил? – спросит вежливый Панов. – Тогда прошу пардона. Дико извиняюсь. И удаляюсь». И снова ударит из автомата по кровати. Будет стрелять, пока не кончатся патроны. Бросит оружие, но не убежит, не уйдет до тех пор, пока не обшарит карманы убитых, не вывалит из шкафа постельное белье, не порежет бритвой матрас, насквозь пропитавшийся кровью. Перед отходом, разумеется, заглянет в бачок унитаза. Нет ли там тайника с деньгами.