Золотой иероглиф - Дмитрий Дубинин

Двухместный номер, снятый Такэути, глядел окнами прямо на гладь Амурского залива, даль которого терялась в дымке тумана. Сейчас тут в пределах видимости стояли три небольших рыболовных сейнера и делал маневр какой-то средних размеров пассажирский теплоход. Сэйго глядел в окно словно завороженный. Я сперва не понял, что он там такое видит, но потом, когда пригляделся, до меня дошло: на мачте судна развевался флаг страны Восходящего Солнца.

— Сергей, — позвал я.

— А? — оторвался от своих размышлений Сэйго.

— Действия-то какие сейчас будем предпринимать?

— Надолго задерживаться здесь не надо. Вон тот транспорт, — Сэйго показал, — уходит из Владивостока через три дня в Ниигату через Отару. Отару — это порт буквально в сорока километрах от Саппоро, где, боюсь, меня ждет не самая лучшая встреча.

Такэути, помрачнев, замолчал, потом продолжил:

— Сегодня я сообщу своим друзьям в генконсульстве, что ты прибыл, а завтра возьмешь свой загранпаспорт, и мы с тобой сделаем все, что надо… Через пару часов, может, раньше, я вернусь, а ты… Ты пока лучше не высовывайся отсюда.

Я ничего не ответил. Чем дальше, тем все меньше мне нравилась очередная авантюра, в каковые мне, видно, на роду написано то и дело ввязываться, и все меньше мне нравилось поведение Такэути, у которого я — что греха таить — уже по многим статьям оказался в долгу.

Когда японец ушел, я почувствовал, что изрядно проголодался. Сэйго не рекомендовал мне покидать номер, но он не оставил мне и подробной инструкции о том, как питаться святым духом и какие именно блюда можно из него приготовить, а поэтому я закрыл номер на ключ и решил спуститься вниз на предмет где-нибудь перекусить.

Гостиничный ресторан я, конечно, проигнорировал: наверняка оставишь там целое состояние, а через час снова жрать захочется. В баре делать тоже было особенно нечего, разве что вливать в себя напитки, более крепкие, чем вода в Амурском заливе, поэтому я вышел на улицу, где тут же попал под удары холодного и влажного ветра… Широта крымская, но долгота колымская — так говорят про Приморье и, скорее всего, не зря.

Бродить по улицам в одной рубашке было не очень в кайф, и я не стал заниматься долгими поисками. Пройдя чуть вверх по первой Морской, я углядел в одном из переулков явно пищезаправочное заведение с надписью по-русски «Унагия» и, видимо, то же название дублировали иероглифы. Из недр «Унагии» тянуло аппетитным запахом, правда, рыбным, но если и на вкус там окажется не хуже, то можно рискнуть…

Это оказалось довольно уютное кафе с японской кухней. Первая мысль у меня все же была о том, чтобы немедленно ретироваться, но убедившись, что за несколькими столиками сидят мои соотечественники и едят не пресловутыми палочками, а вилками, я решил сделать еще один шаг и прочесть меню.

К счастью, блюда из рыбы, подвергавшейся термической обработке, оказались не из самых дорогих, в отличие от всяких там суси и сасими, не вызывающих у меня гастрономического энтузиазма. Я выбрал уху из горбуши и нечто напоминающее рыбные тефтели с рисом, а для вящего удовольствия заказал сто пятьдесят.

Пока я расправлялся с ухой, ко мне, испросив разрешения, но не выслушав ответа, подсел со стаканом водки и куском рыбы горячего копчения какой-то небритый тип лет пятидесяти в выгоревшей брезентовой куртке. Под курткой у него была тельняшка, а на руке — грубо наколотый якорь, из чего мистер Шерлок Холмс, будь он на моем месте, сделал бы вывод, что передо мной моряк, причем скорее всего, невоенный, у которого сейчас, мягко говоря, не самые лучшие времена.

— Флотский? — спросил он меня.

— Да, — соврал я зачем-то. — Моторист.

— Куда ходишь?

— Каботаж. Да и нездешний я, с Севера. Карское море, Обская губа. Сибирь, словом.

— А-а… — протянул небритый. — Но все равно, флотского я завсегда отличу… Выпьем? За тех, кто в море?

Мы чокнулись стаканами и глотнули. Водка была тепловатой и не слишком хорошо очищенной.

— А я, брат ты мой, весь Тихий океан обошел… Во фрахте под семью флагами побывал… Сингапур, Сидней, Ванкувер… Веллингтон. Эх, какие там шлюхи! Вот только беда, в те годы на них лишь глазеть можно было, а нынче… Нынче дальше бухты Перевозной мне путь заказан… Паром «Изумруд». Я там боцманю. Навоз, а не работа…

Пьяницы — народ весьма утомительный. Этот тип тоже не был исключением. Впрочем, аппетит он мне пока еще не успел испортить. Лучше уж моряк, чем грузчик, у которого образования — три класса и пять лет общего режима с соответствующим лексиконом.

Тут в кафе ввалились трое японцев. Впрочем, нет, не ввалились. Просто очень аккуратно вошли. Японцев я теперь хорошо научился отличать от других азиатов — все-таки их внешний вид и речь имеют определенные особенности.

— Во, заявились… — с отвращением пробормотал моряк и глыкнул оставшуюся водку. — Накоси-ка сена, сука на комоде. Сроду раньше япошек тут не было. Говорили, радиация в Приморье, радиация, а они ее страсть как боятся. Какая там радиация, да и не боятся они ничего… Не люблю я их. Моего прадеда они под Цусимой в плен брали… Зато дед дал им жару в сорок пятом. Отец сторожевиком командовал, гонял ихних браконьеров. А я, представь, однажды почти год под японским флагом проходил. Понимаю, о чем они толкуют, сечешь?..

Иностранцы уселись за столик за моей спиной и принялись беседовать.

— Прикидываешь, о чем они говорят?.. Владик они уже своим городом считают… А что, скоро так и будет: Москва уже не наша, там америкосы вовсю хозяйничают, Сибирь вашу чурки меж собой делят, а здесь скоро сплошь самураи с хунхузами будут… Наши-то бегут отсюда, кому охота без денег и без электричества куковать, а на месте одного нашего два китайца и один японец появляются. Скоро Москва отдаст Японии Курилы, и все — потом Сахалин пойдет, а затем — Приморья очередь. Вот тогда здесь снова электричество появится, да только светить оно уже не нам будет, чуешь?..

— Я бы не стал так мрачно смотреть на вещи, — произнес я.

— А, ты не здешний… — махнул рукой моряк. — Чтобы понять, что тут происходит, на своей шкуре все ощутить надо. И еще мафия наша здесь всех за горло взяла. Только, болтают, будто и мафия тут уже не совсем наша… Правда, в это я не очень-то верю… Но я не верил и в то, что японцам разрешат в наших водах рыбу ловить, а ты погляди, что творится! Как есть двадцатый год. Только тогда было кому интервентов из Приморья изгнать, а сейчас всем глубоко плевать.

Если честно, то на историю у меня был несколько иной взгляд, да и слушать я моего собеседника начал менее внимательно. Уж очень знакомый голос раздался сзади. И при этом он произнес очень знакомое слово…

— Извини, тебя как зовут? — спросил я.

— Василий.

— Меня Андрей… Василий, среди японцев, что сидят у меня за спиной, есть такой: в очках, с волосами на прямой пробор и с небольшим шрамом на правой щеке?

Василий слегка озадачился, но, внимательно посмотрев как бы сквозь меня, подтвердил: есть такой.