Осень в Шотландии - Карен Рэнни

Темнота казалась Диксону живым существом, товарищем в этом его путешествии по коридорам замка.

Он невольно задумался: сохраняются ли призраки умерших в жилых домах? Не пропитались ли сами кирпичи дома его предков памятью о минувших радостях и печалях? Воображение разыгралось – Диксону казалось, что он слышит шепот любовников, сердитые крики дяди, приглушенный детский смех. Ожили и его собственные воспоминания. Он почти увидел себя ребенком, который сломя голову летит по коридорам, а вслед ему несутся упреки: «Диксон! Не забывай, где ты находишься!»

Стены здесь были покрыты деревянными панелями с искусной резьбой в средней части и у потолка. Они прекрасно поглощали звук, а может, все дело в новой зеленой с золотом ковровой дорожке? В детстве он катался – скользил по этому коридору в одних чулках. Они с Джорджем старались докатиться до лестницы. Тогда-то он и свалился с лестницы и сильно поранил себе руку. В результате ему целую неделю не разрешали выходить из своей комнаты. Дядя был возмущен, а тетка беспрерывно читала нотации. Странно, что он почти не помнит ее: невысокая, светловолосая, на лице постоянная, словно приклеенная улыбка. У нее была странная привычка – поглаживать мизинцем левую бровь.

В темноте, чуть подсвеченной окнами в дальнем конце коридора, Диксон добрался до библиотеки.

Дверная ручка легко повернулась, он беззвучно скользнул внутрь, плотно прикрыв за собой дверь. Библиотека была освещена неярким лунным светом. Диксон зажег стоящую на углу стола лампу и направился прямо к камину. Сейчас в нем оставались одни холодные угли, только утром явится служанка и разожжет их.

Диксон нагнулся и простучал кирпичи с графским гербом. Ничего не произошло. Сунул руку в карман халата, вытащил оттуда молоток, прихваченный из конюшни для этой цели, и ударил по кирпичу. Опять ничего. Не впадая в отчаяние, он слегка стукнул по кирпичу с другой стороны, и тот немного сдвинулся.

Диксон присел, достал приготовленное шило и просунул его между кирпичом и раствором. К его удивлению, кирпич легко сдвинулся и выпал из кладки ему на ладонь.

Диксон просунул руку в отверстие. Оно оказалось глубоким – во всю ширину очага – и пустым.

Впрочем, не совсем пустым. В пальцах оказался зажат обрывок бумаги. Диксон рассмотрел его в неверном свете лампы. Уголок страницы. От какого-то документа. Вот только какого?

Он еще раз залез в тайник, но больше ничего не обнаружил. Неужели Джордж уже нашел сокровище? Похоже, так и есть. И скрылся из Балфурина, не задумываясь о судьбе жены и замка.

Будь Джордж здесь, Диксон лупил бы его до тех пор, пока кузен не запросит пощады.

Вставив кирпич на место, он убрал крошки раствора и сунул в карман шило и молоток.

Утром надо будет сходить к Нэн. Может быть, она расскажет ему, что действительно случилось, когда Джордж был здесь в последний раз. Верность графу – это, конечно, прекрасно, но ей следует понять, что Джорджа надо искать. Хотя бы для того, чтобы Шарлотта обрела душевный покой.

И сам Диксон – тоже.

– Все так, как вы говорили, мисс Мейзи. Здесь я могу видеть все звезды, которые мог бы увидеть дома.

И Мэтью повернулся к собеседнице. В темноте она казалась лишь тенью, но он слышал ее запах – смесь ароматов полей и холмов вокруг замка.

– Вы уверены, что эта прогулка не повредит вашей ноге?

– Нет-нет! – живо отозвалась Мейзи. – У меня теперь почти не бывает боли. Ее сиятельство заказала мне эти специальные ботинки. Раньше было немного больно, но только немного. Но благодарю за заботу, Мэтью. Другим нет до меня дела.

– Думаю, вам от этого только легче, – предположил он. – А может быть, люди просто стесняются. Не знают, что сказать, и предпочитают вообще ничего не говорить.

– Лучше бы они что-нибудь говорили, даже обидное. А то я чувствую себя невидимкой.

– А я бы предпочел, чтобы все молчали.

Мейзи удивленно на него посмотрела:

– Кто станет смеяться над вами, Мэтью? – Она присела на невысокий пологий валун.

– В моей стране смешалось несколько культур, – начал рассказывать он, стоя рядом. – Малайская, китайская, индийская. Мой отец принадлежал к одной культуре, а мать – к другой. У меня смешанная кровь. – Он помолчал, потом продолжил: – У некоторых это вызывает неприязнь.

Мейзи долго не отвечала.

Наконец Мэтью не выдержал и посмотрел ей прямо в глаза – девушка улыбалась.

– О, Мэтью, всегда найдутся люди, готовые осудить каждого из нас. Это их грех, не наш. Я считаю, что вы – самый красивый мужчина, какого я только встречала. Я могла бы часами смотреть на ваше лицо и совсем не устала бы.

Мэтью не отвечал. Что мог он сказать? Эта девушка была не в состоянии до конца понять культурные традиции его родины, как сам он не мог полностью воспринять Шотландию. Она казалась ему варварской страной, но люди здесь были по-настоящему добрыми. В них было некое простодушие, которое очаровывало его.

– Благодарю вас, что вы согласились составить мне компанию этой ночью, – сказал он.

Час назад Мейзи постучала в дверь его комнаты и попросила Мэтью пойти с ней на невысокий холм рядом с Балфурином. В замке все спали. Горело лишь несколько огней. Над головой в окружении звезд сияла луна.

– Уже почти утро, Мэтью, – произнесла Мейзи, поворачиваясь лицом к спутнику.

Тот кивнул, присев на землю рядом с ней.

– Вы пожалели меня и помогли справиться с бессонницей, еще раз благодарю.

Мейзи с улыбкой снова посмотрела на Мэтью:

– Я вовсе вас не жалела. Я сама не могла уснуть, а когда услышала, что вы ходите в своей комнате, то решила, что мы можем не спать вместе. Могу поспорить, завтра мы оба будем как сонные мухи. Не очень-то это справедливо.

– Будда учит нас, что жизнь не бывает ни справедливой, ни несправедливой.

– Мне кажется, это неправильно. А кто такой этот Будда? Ваш друг?

– Он – великий учитель, – отвечал Мэтью, пряча улыбку. Нельзя ее винить за невежество, ведь она живет почти на краю света и мало что знает о мире. – Он был из просвещенных, проводил все время в размышлениях о жизни и о месте человека в этой жизни.

– Он из вашей страны?

– Я думаю, его можно считать гражданином мира.

– Что ж, наверное, это нетрудно, – заметила Мейзи. – Если ты гражданин мира, значит, у тебя нет обязанностей перед каким-нибудь определенным местом. – Она оперлась затылком на сцепленные ладони и, откинув голову, стала смотреть на звезды. – А я вот буду лучше гражданином какого-то одного места. Мне нравится чувство принадлежности. Нравится знать, что завтра я увижу то же, что и сегодня.

Мэтью не стал возражать. Не стал рассказывать ей, что ему самому в жизни не довелось наслаждаться чувством стабильности и постоянства. Его приемная семья, распространяя слово Божье, никогда не жила на одном месте дольше нескольких месяцев.