Николай II - Сергей Фирсов

***

К концу XIX века Российский императорский дом значительно увеличился (на 1894 год Романовых и их ближайших родственников, помещаемых в «Придворном календаре», насчитывалось 53 человека). 26-летний монарх вынужден был принять на свои плечи груз забот о всех членах дома, стать для них верховным арбитром, а в случае необходимости и судьей. Для молодого человека, ранее практически никак не соприкасавшегося с семейными проблемами и целиком полагавшегося на волю отца, все это было крайне непросто. Большинство Романовых были старше его, и требовалось время для того, чтобы они почувствовали в новом монархе подлинного главу Императорской фамилии. Особенно трудно было добиться подчинения семейно-династической дисциплине от младших братьев почившего царя. В силу своего возраста и большей опытности они считали себя вправе давать племяннику советы (тем более что государь, по словам А. А. Половцова, жаловался им на затруднительность его положения вследствие «неподготовленности и отдаления от дел, в коем его доселе (до воцарения. — С. Ф.) держали»).

Однако уже тогда Николай II стремился продемонстрировать свои самодержавные прерогативы, выбрав в качестве образца для подражания императора Николая I. Тот же Половцов отмечал, что под впечатлением «такого поклонения» он с большим сочувствием относился к вдове великого князя Константина Николаевича — «престарелой и недалекой» Александре Иосифовне (на тот момент самой старой представительнице дома, хорошо помнившей времена Николая I). Именно ей он «сказал, что ему надоели советы дядей и что он им покажет, как обойдется без этих советов». Получалось, что монаршее самолюбие давало себя знать.

Стремясь продемонстрировать свое самодержавие, Николай II запретил внуку Николая I — великому князю Михаилу Михайловичу приехать в Россию на похороны императора Александра III. Это был первый случай жесткого решения нового царя, затронувшего больную для семейства тему. А заключалась она в следующем.

Михаил Михайлович, второй сын великого князя Михаила Николаевича, женился по любви, взяв в жены графиню Софью Николаевну Меренберг — дочь принца Нассауского (от морганатического брака последнего с Н. А. Пушкиной, дочерью поэта). Брак был заключен 14 февраля 1891 года без разрешения императора Александра III в Италии, как отмечал в дневнике В. Н. Ламздорф, «благодаря снисходительности греческого архимандрита, к которому великий князь явился в таком возбужденном состоянии, что это духовное лицо, опасаясь, чтобы Его Императорское Высочество тут же не покончил с собой в случае отказа, удовольствовалось предъявлением документов, удостоверяющих, что великий князь и девица де Меренберг не состоят в браке, и повенчал их в смежной с его квартирой небольшой молельне в присутствии одного англичанина и какого-то прохожего, вызванного с улицы в качестве свидетеля и получившего за это двадцать франков».

Александр III не стерпел подобного самочиния. Возмущение императорской семьи было так велико, что супруга самодержца назвала Михаила Михайловича «свиньей». На имя великого герцога Люксембургского — главы дома, к которому принадлежал отец невесты — принц Нассауский, составили телеграмму, в которой от имени Александра III говорилось: «Я, к сожалению, должен предупредить Ваше Королевское Высочество, что этот брак, заключенный без моего разрешения и без согласия родителей жениха, никогда не может быть признан законным» (курсив мой. — С. Ф.). За словами последовали действия: 26 мая 1891 года Михаил Михайлович был уволен со службы и лишен великокняжеского содержания; ему запретили въезд в Россию. Гнев русского царя не смягчился и после того, как графиня С. Н. Меренберг в 1892 году перешла в православие и герцог Люксембургский пожаловал ей титул графини де Торби. Молодожены поселились в Великобритании, где и узнали о кончине Александра III.

Воцарение его сына первоначально не изменило положения Михаила Михайловича. Но молодой император не отличался последовательностью и мог изменить собственное решение, даже нарушить (не изменив) закон, если почему-либо считал это правильным. «Ему случалось говорить: „Такова моя воля…“, когда он действовал в прямом противоречии с законом, но касалось это всегда самых пустяковых вопросов», — писал о царе Б. А. Энгельгардт. Конечно, в контексте государственных проблем страны вопрос о признании морганатического брака великого князя — пустяковый, но все-таки показательный: 18 апреля 1899 года Николай II формально восстановил Михаила Михайловича на службе в чине штабс-капитана, а спустя 11 лет сделал его флигель-адъютантом и произвел в полковники. Великий князь так и не вернулся в Россию, пережил революцию 1917 года и мирно скончался в Лондоне. Для него все закончилось благополучно. Но «прецедент прощения» был создан. Последствия его осложняли жизнь Николая II — как главы Императорского дома — на протяжении многих лет (о чем еще неоднократно придется говорить), однако так и не заставили задуматься о том, к чему приводит игнорирование «прецедентного права» и насколько оно губительно для монархического принципа как такового.

Так история с Михаилом Михайловичем стала испытанием для утвержденного Александром III 2 июля 1886 года «Учреждения об Императорской фамилии», закона, в эпоху Николая II неоднократно нарушавшегося. Об этом законе стоит сказать несколько слов. «Учреждение» состояло из пяти разделов: 1) О степенях родства в доме; 2) О рождении и кончине членов дома и о родословной книге; 3) О титулах, гербах и других внешних преимуществах; 4) О гражданских правах членов дома; и 5) Об их обязанностях по отношению к императору. Таким образом, юридически оформлялся статус фамилии в соответствии с тем значением, какое придавалось Романовым в самодержавной империи.

Прежде всего, в нем определялось, кто мог признаваться членом Императорского дома. Это могли быть лица императорской крови, родившиеся в браке «с лицом соответственного по происхождению достоинства». Следовательно, дети, рожденные от брака, непризнанного главой дома, не имели прав, принадлежавших «законным» Романовым, и не пользовались «никакими преимуществами, членам Императорского дома принадлежащими». Особо оговаривалось и то, что степень родства членов Дома считается «по родству с тем императором, от которого прямою линией происходят, не смешивая оного приблизившимся родством с последующими императорами». Это означало, например, что дети от брака великого князя Александра Михайловича (внука Николая I) и дочери Александра III — Ксении, заключенного, как уже говорилось, в 1894 году, получали права правнуков императора — со всеми привилегиями и ограничениями. Данная статья и стала определяющей «Учреждение» — ведь Императорская фамилия к концу XIX века численно выросла, — давать одинаковые привилегии всем членам Дома оказалось невозможным. Действительно, если при Павле I к Императорской фамилии принадлежало 9 человек, то к концу царствования Николая I — 28. При Александре III численность Фамилии превысила 50. «Рост императорской семьи грозил увеличением расходов. Эти соображения, — считает академик Б. В. Ананьич, — имели решающее значение при выработке нового законодательства».

Объявленный Александром III в 1895 году пересмотр «Учреждения» (впервые изданного Павлом 15 апреля 1797 года) был подготовлен при участии брата царя — великого князя Владимира. Новый закон корректировал существовавшие ранее права и статус членов дома Романовых. Титул великого князя и великой княжны закреплялся отныне лишь за детьми и внуками, братьями и сестрами императора. Титул князя и княжны императорской крови принадлежал его правнукам. Если дети и внуки монарха именовались Императорскими Высочествами, то правнуки — уже Высочествами. В дальнейшем предусматривалась передача титула только старшему сыну правнука и его старшим, «по праву первородства», потомкам. Младшие дети правнука должны были носить титул «светлости». Это положение сужало круг лиц, имевших право на получение определенного для великих князей содержания, и (в перспективе) должно было сэкономить значительные средства. В случае вступления члена дома Романовых в брак с тем, кто не принадлежал ни к какой владетельной фамилии, его потомство лишалось определенных законом 1886 года прав (равнородный брак с иноверными христианами допускался). Специально подчеркивалось, что титул наследника (цесаревича) «принадлежит единому, объявленному всенародно наследнику престола». Этим уничтожался даже намек на возможность политических (династических) манипуляций именем того, кто в будущем мог возглавить империю. Данный параграф оказался актуален именно в эпоху Николая II, в течение десяти лет правления не имевшего мужского потомства.