Бумеранг Гейдриха - Олег Семергин-Каховский

Ялмар Шахт — родился 22 января 1877 года в Тинглефе, Шлезвиг-Гольштейн. Образование получал в Кильском, Берлинском и Мюнхенском университетах. После окончания учебы работал в Дрезденском банке, а потом основал собственный. Во время Первой мировой войны сотрудник экономического управления оккупационных войск в Бельгии. С 1916 года директор Национального банка Германии. В 1923 году был осуществлен план Шахта по стабилизации германской марки. С декабря 1923 года президент Имперского банка. В марте 1930 года в знак протеста против валютной политики уходит в отставку и становится германским представителем американской финансовой корпорации Дж. Моргана. 20 февраля 1933 года организует встречу Гитлера с ведущими промышленниками, на которой собирает в пользу НСДАП 3 млн. марок. 17 марта 1933 года заменил Г. Лютера на посту президента Имперского банка, а 22 июня 1936 года становится одновременно и имперским министром экономики. Шахту в большей степени, чем кому-либо другому, принадлежит заслуга воссоздания германской армии. В августе 1937 года в Оберзальце Шахт высказывает несогласие с валютной политикой гитлеровского правительства и подает в отставку, Гитлер принять отставку отказывается и с 5 сентября отправляет Шахта в отпуск.

О том, что у министра иностранных дел фон Нейрата был сердечный приступ, знало уже все министерство, и его появление в этот день в своем кабинете было для многих неожиданностью. Фон Нейрат с бледным осунувшимся лицом шел по коридору и тихо, как бы через силу, отвечал на приветствия подчиненных. Весь его вид говорил о том, что он либо болен, либо погружен в какие-то свои мрачные мысли. В приемной его встретил удивленный взгляд секретарши. Фон Нейрат кивком ответил на ее приветствие и слабым голосом сказал:

— Сейчас сюда должны приехать генералы фон Фрич и фон Бек. Проведите их сразу же ко мне.

Когда приглашенные собрались в кабинете министра, барон Константин фон Нейрат без обиняков перешел к делу.

— Господа, я полагаю, у всех нас было достаточно времени, чтобы обдумать то, что мы услышали в пятницу в кабинете фюрера. Я пригласил вас сюда потому, что надеюсь в вашем лице обрести единомышленников. Нет никакого сомнения, что фюрера кто-то ввел в заблуждение: осуществление этой директивы будет катастрофой для Германии. Не сомневаюсь, что вы с этим согласитесь. Наш долг — открыть фюреру глаза на истинное положение дел. Я, как дипломат, опишу ему губительные последствия осуществления этого плана с точки зрения внешней политики. Я уже подал прошение об аудиенции. Надеюсь, вы сделаете то же самое, описав ему последствия с военной точки зрения. Мне бы очень хотелось подключить к этому делу еще и министра финансов господина Шахта, но, к сожалению, он сейчас в отпуске, и я не смог с ним связаться. Видит Бог, мы приложили все усилия, чтобы создать сильную современную армию, мы сделали все, чтобы свести на нет последствия Версальского договора, но мы еще не настолько сильны, чтобы бросить перчатку всей Европе. Я согласен, что сейчас Франция и Англия находятся в довольно трудном положении, но, поверьте мне, когда они поймут, чем им грозит нынешняя политика Германии, они забудут про все свои неприятности и объединенными силами обрушатся на нас. Не забудьте еще и Россию: когда она поймет, что Германия слишком близко придвинулась к ее границам, она обязательно присоединится к европейским государствам. Тогда мы вновь вернемся к восемнадцатому году. Я не хочу быть слишком патетичным, но судьба Германии сейчас в наших руках.

В воздухе повисла томительная пауза, потом фон Фрич откашлялся и сказал:

— Я вполне разделяю вашу точку зрения. Я уже обсуждал сложившуюся ситуацию с генерал-полковником Бломбергом. Мы с ним пришли к выводу, что армия Германии просто не готова к такому повороту событий. Только у одной Франции армия превышает нашу в два раза. У меня уже назначена на завтра встреча с фюрером, на которой я и хочу обсудить с ним эту тему. Вся беда в том, что Гитлер слишком прислушивается к мнению выскочек, у которых нет ни должного опыта, ни знаний. Думаю, этот меморандум является прямым следствием такого положения вещей.

Бек кивнул и добавил:

— Я тоже эти дни много об этом думал. Более того, сделал некоторые расчеты и уже начал готовить доклад фюреру об истинном положении вещей. В ближайшие дни я закончу составление этой записки и направлю ее Гитлеру.

— Не сомневался, что найду у вас должное понимание, — с облегчением сказал фон Нейрат, — мы все слишком любим Германию, чтобы допустить такую губительную ошибку. Надеюсь, наши усилия завершатся успехом.

Затем собравшиеся попытались представить, как к этой затее относятся другие имеющие власть и влияние лица, прикинув, кого еще они смогут привлечь на свою сторону. Все трое согласились, что хорошо бы было встретиться с Шахтом, но тот в данный момент был неизвестно где.

Министр финансов Шахт, который приложил столько усилий и добился больших успехов в деле перевооружения армии, создании сильной авиации и флота, 5 сентября встретился с Гитлером и высказал ему свое мнение о неразумности проводимой правительством Германии валютной политики. Фюрер с его доводами не согласился, и Шахт тут же подал прошение об отставке. Гитлер отставку не принял, а отправил Шахта на два месяца в отпуск, предложив ему хорошенько отдохнуть, а потом со свежей головой еще раз как следует подумать о своем решении.

Встреча трех единомышленников продолжалась всего около получаса. На прощанье фон Нейрат сказал:

— Я возлагаю большие надежды на мою встречу с Гитлером. Думаю также, что в ближайшие дни в Берлине должен появиться господин Шахт, его отпуск слишком затянулся. Когда он появится, мы в его лице, несомненно, найдем себе соратника.

На крыльце рейхсканцелярии фон Нейрат столкнулся с фон Фричем, лицо генерала было красным, ноздри раздувались, в глазах сверкали злые огоньки. Министр иностранных дел попытался остановить генерала, но тот только махнул рукой и устремился к ожидавшему его автомобилю. Барон понял, что встреча главнокомандующего с фюрером прошла совсем не так, как они надеялись накануне.

«Ничего, капля — камень точит», — подумал фон Нейрат и пошел узнавать ответ на свое прошение об аудиенции.

В канцелярии его ждала новая неожиданность: адъютант, у которого он спросил о судьбе своего прошения, вежливо, но холодно, ответил:

— На днях фюрер отбывает в свою резиденцию в Берхтесгаден. Ответ на ваше прошение он даст, очевидно, уже по возвращении.

Рейхсканцелярию министр иностранных дел покинул в полной растерянности: обычно он получал аудиенцию без проволочек. Он попробовал найти полковника Хоссбаха, но ему сказали, что полковник на совещании и освободится не скоро. Тогда он попытался поговорить с кем-нибудь из своих старых знакомых, но получил очень холодный прием и поспешил домой.

Все говорило о том, что над его головой сгущаются тучи: с таким отношением к себе он еще не сталкивался.

По дороге он опять почувствовал, как у него защемило сердце. Придя домой, барон сразу же вызвал врача. Тот осмотрел министра, напомнил ему, что еще вчера велел провести эту неделю в постели, и на этот раз категорически запретил своему пациенту подниматься без его разрешения.