Книги онлайн и без регистрации » Военные » Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море - Дмитрий Борисович Павлов

Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море - Дмитрий Борисович Павлов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 176
Перейти на страницу:
неумение или нежелание организовать сбор достоверных сведений о вооруженных силах страны пребывания. На соответствующие должности, как правило, по протекции попадали офицеры, нередко не обладавшие необходимой подготовкой, а также соответствующими деловыми и личными качествами. Более или менее удовлетворительно российские военные агенты работали в эти годы в европейских странах и в Китае. Японии же и Корее в этом смысле явно «не повезло». Здесь на рубеже XIX—ХХ вв. военными атташе состояли питомец Пажеского корпуса и делопроизводитель Военно-ученого комитета Главного штаба полковник Г.М. Ванновский (1862—1943), родственник недавнего военного министра П.С. Ванновского, и бывший штаб-офицер 2-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады полковник И.И. Стрельбицкий. Оба настолько не «баловали» донесениями свое петербургское начальство, что были отозваны – Ванновский в 1902 г., а Стрельбицкий – в 1900-м[29].

«Существующее резкое отличие в готовности наших и японских сил, как мне кажется, наши военные агенты не берут в расчет и не придают этому обстоятельству должное значение», – сетовал в апреле 1901 г. главный начальник и командующий войсками Квантунской области адмирал Е.И. Алексеев в доверительном письме посланнику в Токио А.П. Извольскому[30]. И действительно, Ванновский на основании изучения вооруженных сил потенциального противника пришел к выводу, что «пройдут десятки, может быть, сотни лет», пока японской армии «станет по плечу тягаться на равных основаниях хотя бы с одной из самых слабых европейских держав»[31], за что удостоился сочувственного отзыва военного министра[32]. Спустя каких-то 3-4 года русская армия, далеко не «самая слабая из европейских», на собственном опыте и сполна убедилась в несостоятельности этого прогноза, однако накануне войны именно сведения и оценки Ванновского воспринимались в Петербурге как новейшие и наиболее достоверные[33]. Полковник М.А. Адабаш, посетивший Японию в 1903 г., попытался их опровергнуть и привел данные о дополнительных («территориальных») войсках Японии, но в Главном штабе его сведениям не придали значения. Точно таким же образом в Петербурге отнеслись к высокоценной и достоверной информации о японских резервах, добытой военно-морским атташе в Токио капитаном 2-го ранга (впоследствии адмиралом) А.И. Русиным[34]. «Когда французский военный агент, полковник Генерального штаба барон Корвизар (генералом в 1916 году командовал корпусом) предложил дать мне имеющиеся у него сведения о японской армии с тем, чтобы я эти сведения сообщил прямо в Петербург, но не передавал их полковнику Ванновскому, – вспоминал много лет спустя Русин, – то генерал Куропаткин, наш тогдашний военный министр, получив мое донесение, не поверил ему, как сильно расходившемуся с имеющимися в министерстве сведениями, и положил под сукно»[35].

Легкомысленное отношение к вопросу о численности войск будущего противника и грубая недооценка его военного потенциала в целом сохранялась в русских штабах и в первые месяцы войны с Японией. В марте 1904 г. бывший руководитель Главного штаба генерал В.В. Сахаров, только что поставленный во главе Военного министерства, в интервью газете «Figaro» сообщил, что 200 тыс. штыков – максимум, который Япония способна выставить на театр войны[36]. Адъютант генерала Куропаткина, в те же дни отправлявшегося в Маньчжурию, сообщил корреспонденту «L’Écho de Paris», что, по убеждению его шефа, вся дальневосточная кампания завершится не позднее конца 1904 г., причем мирный договор русский главнокомандующий намерен подписать «в Токио, и нигде более»[37]. «Корея будет русской», – заявил сам Куропаткин французскому журналисту в личной беседе[38]. Штаб наместника на Дальнем Востоке, лишь получив с полдюжины агентурных донесений о мобилизации различных категорий японских резервистов (речь шла о сотнях тысяч человек) – их сборных пунктах, дислокации, обучении, экипировке, вооружении и времени отправки на театр войны, удосужился поинтересоваться («для ясности номенклатуры»), что из себя представляют эти резервы и как называются по-японски. На следующий день руководитель «шанхайской агентуры» телеграфом направил в Харбин все требуемые сведения. Характерно, что этот обмен телеграммами между Шанхаем и Харбином произошел в конце сентября 1904 г., на исходе восьмого месяца военных действий[39]. Только после Ляоянского боя петербургские штабные специалисты согласились признать максимальную численность японской армии в 450—500 тыс. штыков[40]. Но и эта оценка сильно занижала потенциал японских сухопутных вооруженных сил.

Ненамного исправил положение преемник Ванновского, 36-летний полковник Генерального штаба В.К. Самойлов, с 1896 г. работавший в Токио помощником военного атташе. За годы пребывания в Японии Самойлов выучил японский язык[41] и, по свидетельству генерала А.С. Лукомского, в своих донесениях стремился развеять недооценку японской армии, укоренившуюся в руководящих военных кругах России, но мало преуспел в этом[42]. При этом Самойлов, как и его предшественники, затруднился с приобретением собственной секретной агентуры и потому питался вторичной информацией – главным его «источником» был французский военный атташе в Токио. В результате накануне войны русское командование не имело достоверных сведений ни о стратегических и тактических планах будущего противника, ни даже о численности японских вооруженных сил. В Петербурге были убеждены, что больше 350—400-тысячной армии (по общему счету) Япония с ее 45-миллионным населением выставить не в состоянии, и именно эти цифры легли в основу всего российского военного планирования. Кроме того, в Главном штабе полагали, что «при исчислении сил нужно исходить из отношения, что один русский солдат соответствует четырем японским»[43]. В действительности в годы войны Япония в совокупности поставила под ружье значительно более миллиона человек, т.е. втрое больше, чем полагали петербургские стратеги. «У нас имеется и имелось изрядное количество военных агентов, тем не менее, тот факт, что японцы за войну выставили свыше миллиона человек на театре военных действий, оказался для нас неожиданностью … Очевидно, что в способах собирания секретных сведений нашими [военными] агентами были коренные недостатки», – подытожил довоенную деятельность в Японии Ванновского и Самойлова российский консул в Нагасаки З.М. Поляновский в мае 1906 г.[44] Несостоятельность военной разведки и, как следствие, слабое знание противника в конечном итоге привели Россию к поражению в этой войне. «Недооценка Японии оказалась одним из самых значительных провалов разведки русского Генерального штаба», – справедливо констатирует современный британский историк[45].

В Петербурге совершенно не учли и того обстоятельства, что свой предыдущий военный конфликт с Китаем, как и последующую войну с Россией, Япония фактически начала за неделю до формального объявления войны 20 июля 1894 г. «Период, непосредственно предшествовавший японо-китайской войне, – замечает в этой связи военный историк генерал П.Н. Симанский, – интересен тем, что он заключает в себе, по крайней мере с японской стороны, все особенности, с удивительным подобием повторившиеся через 10 лет во дни столкновения с Россиею. Только тщательно подготовив надлежащие средства для борьбы, т.е. армию и флот, подготовив их в течение долгих годов … японское правительство приступает к осуществлению давно лелеянных им планов. Выйдя на прямую дорогу к своей цели и решив достичь ее хотя бы ценою войны,

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 176
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?