Инквизитор. И аз воздам - Надежда Попова

– Да, – кивнул куратор, – к делу. Отделение Конгрегации в Бамберге – вот причина, по которой я здесь. Как вы понимаете, это и есть тот самый город с повышенным содержанием невиновных на помостах. Предвижу вопрос – точно ли невиновных? Мало ли, кто что может крикнуть напоследок… Но, как вы сами верно заметили, Конгрегация в последние годы относится к расследованиям и определению вины с особым тщанием; в том числе и нашими стараниями. Что бы ни думали о нашей работе следователи или бойцы зондергрупп, а мы все же не плюем в потолок, время от времени снимая с кого-либо из служителей Знак просто от скуки. Можно допустить, что где-то ошиблись в сборе улик или при вынесении приговора, можно предположить, что кто-то решил напоследок напакостить Конгрегации – и перед казнью заявил о собственной невиновности, дабы посеять семена сомнения в людях. Хорошо, пусть не один, пусть двое, даже трое. Но не тринадцать человек за год. И это, замечу особо, те случаи, о которых нам стало известно; но неведомо, сколько их прошло мимо нашего внимания, слухи о скольких таких осужденных до нас не добрались.

– Так это слухи или подтвержденная информация? – уточнил Курт с нажимом. – Не подумайте, что я хочу опорочить кураторское отделение, но…

– Позвольте вам кое-что объяснить, Гессе, – оборвал его Хармель. – Мы так работаем. Мы читаем отчеты, протоколы допросов и судебных заседаний – и ищем в них нестыковки. Мы отзываемся на донесения самих служителей Конгрегации; информация приходит к нам разными путями, но мы проверяем всю. Проверяем дотошно. Вы припомнили, как я едва не отправил под суд вас? Я тоже это запомнил. Всякий раз, когда мне приходится усомниться в честности или добросовестности кого-то из служителей, я вспоминаю одного из лучших инквизиторов Империи; и не говорите, что это незаслуженная слава, а все дело всего лишь в желании руководства создать легенду. Знаю, вы любите это повторять. Но это неправда, и вам это известно не хуже меня. Так вот, вас, Гессе, я вспоминаю при каждом подобном деле. Вспоминаю, чего достиг и кем стал служитель, которого когда-то я заподозрил. И поверьте, у каждого из нас есть что вспомнить и чем одернуть себя. Но – да, слухи. Их мы проверяем тоже. В этом отношении наша служба ничем не отличается от следовательской. И на сей раз слухи донесли до нас следующее: тринадцать человек за последний год, за минуты до гибели заявившие о своей невиновности.

– «До гибели», – повторил Курт медленно. – Вы не сказали «до казни»; стало быть, уже уверены в том, что слухи правдивы?.. И, постойте-ка, Хармель; позвольте я уточню. Эти тринадцать – те, что не признали себя виновными, но (я правильно вас понял?) это значит, что остальные умирали молча или с признанием? Alias[4], в Бамберге за год было казнено больше тринадцати человек?

– Около двухсот.

Курт присвистнул, чуть подавшись назад и на мгновение замерев, и куратор грустно усмехнулся:

– А мне говорили, что удивить вас невозможно… Да, сто девяносто четыре человека за последний год. О тринадцати из них известно, что вину свою они отрицали до последнего, об остальных сказать не могу ничего, кроме того, что прочел в протоколах.

– Куда ваше отделение смотрело целый год? – поинтересовался Курт, переглянувшись с хмурым Висконти. – На месте вашего руководства я постановил бы, что бамбергское отделение в полном составе надо гнать поганой метлой.

– О том, что вы прямолинейны в беседах, мне тоже говорили, – кивнул Хармель со вздохом. – Но я даже не стану пытаться изобразить возмущение, ибо вопрос ваш вполне логичен и закономерен. Ответ прост и в то же время сложен: мы не знали.

– О том, что в городе казнится в среднем по дюжине человек в месяц? Вы будете изображать возмущение, если я в этом усомнюсь?

– В Бамберге нет священников, вышедших из стен академии. Ни направленных туда открыто, ни… – Хармель замялся, бросив взгляд на Висконти, и, увидев короткий кивок, продолжил: – Ни кого-либо из тех, чья принадлежность к святому Макарию скрывается. Иными словами, внутренних относительно независимых источников мы не имеем. Отчеты же местного инквизиторского отделения выглядели безупречными. Ситуация на первый взгляд… да и на второй тоже… была схожей с той, что имела место в Кельне во время вашей там службы: множество дел, которые по тем или иным причинам приходилось расследовать служителям Конгрегации, но которые в итоге по большей части оказывались не имеющими ничего общего с малефицией. Редко – местная «политика», участие в заговоре против власть имущих, чаще – заурядные мирские преступления: убийства (в основном отравления) из-за ревности, конкуренции гильдий, наследства… Материалы по дознаниям передавались светским службам, которые завершали расследования и выносили приговоры; казненных по решению Конгрегации – не более двух десятков. Согласен, и это много, но отчеты следователей были заверены и подтверждены бамбергским обер-инквизитором, подтверждались материалами суда, а главное – бамбергским епископом, что, согласитесь, бывает не так часто. Обыкновенно духовные лица чинят нам препоны, не желая упускать из рук власть и не брезгуя толкнуть в спину или подставить ногу; здесь же все до единой казни, осуществленные Конгрегацией, получили подтверждение и одобрение епископа Георга фон Киппенбергера. Мало того; от городского совета, каковой тоже прежде не испытывал к Конгрегации теплых чувств, также не поступило ни одной жалобы на неправомерную казнь или халатно проведенное дознание.

– Но если все так красиво, – помедлив, проговорил Курт, – откуда возникли слухи, что бамбергское отделение недобросовестно, и с чего вообще засуетилось кураторское отделение?

– Слухи, – повторил Хармель со вздохом, – это такое явление, которое возникает нигде и переносится по миру ни на чем.

– А если без философии?

– Мясницкая почта[5], – пояснил куратор. – С ней мы получили письмо, которое и привлекло наше внимание. Дочь одного из арестованных передала письмо, в котором просила о защите…

– О защите от кого?

– От следователей Конгрегации. Как вы понимаете, – продолжил Хармель, выдержав многозначительную паузу, – это тоже событие не рядовое. Допросить мясника не удалось – письмо прибыло к нам через десятые руки, пройдя множество людей, не знакомых друг с другом, и будучи переданным нам через случайного прохожего на улице. Видимо, тот, кто вез его, не горел желанием встречаться со служителями Конгрегации, что только добавляет веса всему, написанному в этом письме.

– И что там было написано?

– Заявление о невиновности члена городского совета Иоганна Юниуса, арестованного по обвинению в малефиции; и скажу вам, я много видел заверений в собственной и чужой безгрешности, но от того письма проняло и меня.