Берега Кортеса - Роман Воронов

мантия и парик, даже наброшенные небрежно, впопыхах, набегу, мятые, исторгающие запахи мела и нафталина, не по размеру вашей головы и плеч, делают из человека Судью. Вы возразите: а как же образование, лицензия, опыт? Да неужто отсутствие этих вещей в обычной жизни мешает вам судить другого, оценивать слова, поступки, одежды соседа по бытию, малознакомого или близкого родственника, нищего или богача, известного артиста или грязного бродягу, протянувшего сейчас мимо ваших ноздрей такой великолепный букет жизнеубивающих миазмов, – в общем, любого? Это же так увлекательно, а отсутствие лицензии… Да черт с ней! Это всего лишь бумага. Вы – судья, вы знаете больше всех из перечисленных прохожих, вы знаете больше тех, кто ученей вас, кто старше вас, кто мудрее вас, потому что вы самый Главный Судья. Есть только одно существо, которое умело прячется от вашего всепроникающего взора. Этот счастливчик – вы.

2

Судья смотрел на Обвиняемого. Давно немолодой человек со спокойным и слегка насмешливым взглядом не отводил глаз и, казалось, в ответ изучал Судью. Все это напоминало дуэль, волею насмешницы судьбы происходящую между товарищами. Каждый из них считал другого не врагом, но соперником, ибо в подобных случаях предметом спора является женщина, и пуля, выпущенная в друга, избавляет всех троих от неопределённости, то есть является благом. Судья не пользовался Делом, он прекрасно помнил все многочисленные факты, описанные в нескольких томах убористым почерком следователя, бесстрастно зафиксировавшего микроскопические подробности деяний Обвиняемого. В основном преобладала ложь, она была рассыпана по его жизни, как звезды по Млечному Пути, незначительными укусами совести, вырванными пуговицами с одежд Истины, театральными паузами в диалогах с близкими и любимыми. Судья видел оппонента насквозь, Обвиняемый походил на решето. Каждая неправда, произнесенная когда-нибудь, выжигала в целостности Сути дыру по размеру сотворенной лжи. Привыкший к вранью упрощает свое сознание. Судья же, по роду службы сталкиваясь с такими ежедневно, видел их как, плоские мишени на полигоне, качественно продырявленные прицельным огнем снайперов. В данном случае у мишени в районе сердца зияла огромная дыра. Такой кратер в душе оставляет только предательство и, как правило, не кого-либо, а самого себя. Обвиняемый переступил через Бога в себе, Судья видел это, знал это, прожил это. «Какое же решение вынести ему? – думал он. – Капитан корабля, загнанного вражеской эскадрой в ловушку, видит своим долгом взорвать арсенал, затопить корабль и сохранить честь, но на борту экипаж, сотни людей. Кто осудит капитана, сдавшего корабль и сохранившего жизни? Как будет судить себя сам капитан, уничтожив и корабль, и экипаж? Да, судейское дело не простое», – думал Судья, глядя на Обвиняемого, печально возвращающего ему взгляд из зеркала.

3

Ангел сидел в обнимку со своим подопечным у зеркала. Тот зачем-то напялил смешной парик и свою рабочую мантию и теперь с любопытством рассматривал ряженую куклу в отражении. Для ангела это был момент развлечения. Человеческая суть раздваивалась при помощи неких атрибутов плотного мира. Он не раз наблюдал эту сногсшибательную метаморфозу. Цвета ауры менялись иногда на противоположные, стоило снять с тела генеральский мундир и обрядить его в домашний халат, или, например, заменить на женской шее украшение из кремния на полиморфы углерода, и шея тут же удлинялась, а с ней вытягивалась цветовая гамма Сути. «Люди – удивительные создания», – сделал вывод Ангел и энергетически вернулся к подопечному. У того шло активное раздвоение посредством отражения через сознание своих грехов. Судья впервые в жизни решил судить самого себя. Вообще самобичевание – процедура неудобная для человека: нет размаха, да и достается больше тылам, а тыловики – толстошкурая сонная братия, им все нипочем. Надо бы, чтоб плеть взял кто-то снаружи, и роль палача с удовольствием берет на себя гордыня. Вращая от негодования глазами, она размахивается столь широко, что стороннему наблюдателю кажется, не слишком ли строг и критичен к себе этот прекрасный человек, осуждающий жизнь свою и поступки? Оправданны ли душевные муки его, находящего в себе изъяны, коих нет, и на какие вершины мученичества он хочет подняться, когда стигматы и так кровоточат по всему телу его? Выслушав все это, гордыня удовлетворится театральным замахом и опустит руку с плетью, плавно и медленно. Сейчас, разглядывая картонную драму, разыгрывавшуюся между Судьей и зеркалом, Ангел улыбался. Партия была как на ладони. Ментальное тело главного героя выдавило себя из кокона и бросало обличительные взгляды-молнии на простиравшуюся под ним жизнь. Эфир, разорванный в клочья плетью воспоминаний о мелких прегрешениях, секунду назад казавшимися невинными спотыканиями, сгибал до безобразных форм и без того неюношескую спину Судьи. Оболочка Причин реагировала выбросом крупных капель пота на загривок, прикрытый париком, и дрожью в коленях. Астральное тело выбрало обычную тактику защиты собственных границ: расслабило мышцы пищевода, заставляя физическое тело ретироваться в определенные места, хотя, надо отдать должное Судье, он еще держался. Всем дирижировал Страх. Не проявляли себя только Высшие Тела, полагая происходящее внизу ничтожным. В многочисленных молниях, проскакивающих между Судейскими очами и зеркальной поверхностью, Истинное Я, а именно Искра Божья, не присутствовала. Эго-программа отрабатывала запрос на собственное величие. Подконтрольные тела, встроенные в сеть, вели себя штатно. Человеку оставалось оторваться от зеркала и поставить точку в этом спектакле: не виновен. «Я не виновен ни в чем», – говорит себе Судья, и отправляется на службу (большой вопрос, кому?) со спокойным сердцем. Таков запланированный финал Здесь и Сейчас.

4

Судья отвернулся от зеркала. Ментал опустился с высокой трибуны в положенные ему пределы, эфир затянул лохмотья, Астрал перестал трястись, и над коконом неожиданно воссиял Атман. Гордыня, ослепленная светом Истины, выронила из рук плеть самобичевания, суть стащила с головы парик и сняла клоунский нос. В глазах Судьи стояли слезы.

–– А Бога я все так предал, – молвил он и бездыханный рухнул наземь.

Ангел, не осознавая произошедшего, продолжал улыбаться, глядя на Судью, развалившегося в невообразимой позе перед зеркалом. А сзади, за крылатые плечи уже обнял его тот, кто столько раз смешил Ангела в своем воплощении.

Через лес

Ты входишь в лес, весенний лес,

Где каждый птах из-под небес

Поет тебе «Христос Воскрес»,

И всякий зверь у ног твоих

Готов взрастить детей своих,

Но глух твой ум к подаркам сим,

И лес становится пустым.

Вообрази себе, что ты входишь в лес под сень дерев, принарядившихся молодой сочной листвой. Эти яркие смелые мазки экспрессиониста, набросанные дерзкой рукой и точным взглядом, не скрывают полностью скелетов ветвей и стволов, но заполняют пустоту пространства полотна весенним