К черту! или Любовь контрактом не предусмотрена - Елена Княжина

Мне льстило расположение Рогозина, и не хотелось его подставлять перед иностранным коллегой. Про нашего профессора ходили легенды: многие из его «особых» учеников становились настоящими звездами и получали бешеные зарплаты даже по столичным меркам. Я не была уверена, что смогу достигнуть таких же невероятных успехов, но считать себя чьим-то любимчиком было приятно. Да и просто по-человечески – Рогозин был классным мужиком. Каждой порой на коже он излучал надежность, уверенность, силу. Раньше мне казалось, что они с отцом во многом похожи. Но… теперь сходств обнаруживалось все меньше.

И тем непонятнее было, как он может звать вашингтонского хама «старым знакомым» и так по-свойски похлопывать его по спине. Впрочем, сейчас преподаватель выглядел недовольным. Я бы решила, что Рогозин злится, если бы за ним такая эмоция вообще числилась. Но он даже «неуды» ставил с располагающей улыбкой.

Алексей Николаевич отпустил меня одним кивком и вызвал строго по списку:

– Аверьянова Лилия.

Подруга опять поправила пуш-ап и вспорхнула со скамьи певчей птичкой, пробудившейся по весне. Всем видом она показывала, что готова радовать своей трелью Дрейка снова и снова. И снова.

***

Сумка к концу занятий стала неподъемной, хотя конспектов в ней не прибавилось. Хотелось сгорбиться и спрятаться за отворотами короткого полупальто, но я не позволяла себе раскиснуть. Вышагивала к общежитию, как ни в чем не бывало. Будто каблуки не разъезжались на льду, а колени, лишившиеся щита в 80 дэн, – совсем не мерзли.

– Эй, Ласка! Постой… Где ты так грохнулась?

Нет, ну надо же! Именно в тот день, когда у меня ноги ободраны и залиты зеленкой, он решил вспомнить о моем существовании.

– Юра, привет… – промямлила, глядя в голубые глаза. Небесные, истинно ангельские.

– Ага, привет. Так что с коленками? Ты похожа на тролля.

– Спасибо, – не удержалась я от язвительной усмешки. – Асфальт и Клавдия Григорьевна были ко мне немилосердны. Ты чего-то хотел?

– А что, я уже так просто не могу к тебе подойти?

Нет, Юра. Так просто не можешь, и мы оба это знаем. Ты – о моей глупой трехрехлетней влюбленности, а я – о твоей привычке ей пользоваться. Говорила я это мысленно, а сама снова и снова запоем ныряла в глаза, ставшие моим наваждением со второго курса.

– Вот, думал в кино тебя позвать. И заодно конспект по латыни попросить. Я пропустил три последние лекции, а ты же всегда записываешь. И почерк красивый, читать приятно.

Я порылась в сумке и достала тетрадь.

– На, Юр. Только к понедельнику верни, ладно?

– Ааа… Хорошо, спасибо, – он неуверенно помялся с ноги на ногу и поправил длинную светло-русую челку, смешно выбившуюся из-под шапки бини. – Так что по поводу кино?

И ведь непонятно ни разу, это дань вежливости или «красавЕц Юрец», по которому сохнут даже младшие научные сотрудницы, правда хочет сводить меня на фильм. Как же сложно устроен мир!

– Я сегодня вечером занята. Ко мне сестра приехала с племянником, и вот…

– Понял. В другой раз, да? – парень очаровательно улыбнулся, не слишком расстроившись.

Значит, все-таки вежливость.

Общежитие встретило обшарпанными стенами и деланно незаинтересованной Илоной Ралиевной. Местной цербершей, властительницей убогих комнатушек и богиней горячей душевой воды.

– Ласкина, – она приподняла бровь, не отрываясь взглядом от маленького телевизора, встроенного в шкаф. – Мы на неделю договаривались. Завтра жду доплату.

Я поежилась от ее холодного тона. Непрошибаемая тетка. Никакая «сложная ситуация» ей не интересна.

– Можно в понедельник?

Я взволнованно сжала кулачки. Скажи: «Можно». Скажи же! До завтра у меня лишних денег точно не появится, все строго рассчитано. А в начале учебной недели можно попробовать у кого-то занять.

– Само собой. Жду в понедельник.

Я облегченно выдохнула и поплелась наверх по лестнице. По пути позволила себе заглянуть в уборную – плеснуть на лицо воды и хоть как-то отсрочить вторжение в комнату, которую своей я считать могла теперь с большой натяжкой.

Я уперлась глазами в пыльное, мутное зеркало, месяцами не видавшее мыльной губки. Выгоревшие на астраханском солнце светлые волосы свисают со лба неаккуратными мокрыми сосульками. Пухлая нижняя губа искусана от волнения в кровь. Щеки лихорадит, из-за чего серые глаза кажутся почти бесцветными. А ведь на первом курсе я считалась красавицей. Сколько воды утекло.

А впереди – встреча с сестрой. Номинально старшей, но… Ответственности в ней не было ни на грамм. Хотя Валька любила вспоминать, как в детстве присматривала за мной, пока мать с отцом ходили в ресторан. Были в нашей жизни и такие времена.

Но «сюрприз», который она мне устроила сегодня, я даже в страшном сне бы не представила. Жизнь решила под вечер пнуть меня еще разок. Точнее, не пнуть, а так – потыкать носком безжизненно валяющееся тельце.

– Это что? – я указала пальцем на бумажный эко-пакет из «ГурманМаркта». – Валь… Я не понимаю.

– Не удержалась, Лесенок! Ну не могу я вот так, в четырех стенах, даже без нормальной еды. Ваня любит бананы, хотела его порадовать.

У меня опустились руки. Бог с ними, с бананами, но… На столе стояла начатая банка с крабовым мясом. Лежала разорванная на ломти свежайшая чиабатта из французской пекарни… Тонкими кусочками – зелеными, как мои коленки, – нарезанный авокадо… И колотый твердый сыр, аромат которого сбивал с ног. Венцом всему – початая бутылка красного. Дорогого.

А у меня нет денег на новые колготки.

– Валь, ты все спустила?

– Не волнуйся! Я все решила. На днях я пойду в суд и подам на развод. Джад будет обязан выплатить алименты… Я все тебе верну.

Объяснять Вальке, что бракоразводный процесс с иностранцем затянется на месяцы, а до следующей стипендии еще две недели, – бессмысленно. Джад перекрыл ей кислород, заблокировав карты. А Валя за три года в Англии привыкла к бесстыдно красивой жизни.

Я бухнулась на стул, заваленный ее мятыми юбками, сунула два пальца в «крабовую» банку и выудила оттуда розовый ломтик. Хоть попробую, на что ушла моя стипендия. Валя с виноватым выражением на лице наполнила и придвинула ко мне керамическую чашку – ту, что с нарисованным мышонком и отколотой ручкой. Не знала кружка на своем веку таких благородных напитков.

Я покосилась на трехлетнего Ваньку, игравшего с дверным шпингалетом. Для него это просто еще одно приключение.

Эти двое свалились мне на голову внезапно. Как два беженца-погорельца, бежавшие из зоны боевых действий. Валя даже не позвонила заранее. И почему-то (ладно, я догадываюсь, почему) полетела не в Воронеж в родительский дом, а ко мне, в комнатку общежития, рассчитанную на двоих.