Проклятие Гримм-хауса - Карен МакКвесчин

– У вас столько необычных вещей, – Хэдли попыталась проявить вежливость.

– Да, – гордо подтвердила тётя Шарман. – Множество чудесных вещей.

На третьем этаже оказались ванные и спальни.

– Тебе должна быть интересна лишь одна спальня, – сказала тётя Максин, открывая дверь. – Вот эта комната – твоя.

Такую жалкую спальню Хэдли видела впервые. Голые стены, кровать и комод. На кровать было накинуто тонкое зелёное одеяло, обтрепавшееся по краям. Тощая подушка была такого серого оттенка, будто наволочку никогда не стирали. Деревянный комод покосился, а синяя краска на нём потрескалась и облупилась. Однако тётя Максин нисколько не смутилась и сообщила, строго грозя девочке пальцем:

– Тебе сильно повезло иметь собственную спальню, уж поверь. Если бы не наша доброта, пришлось бы тебе спать на полу в кухне.

– А где ваши спальни? – спросила Хэдли.

– У нас обеих есть комнаты дальше по коридору, хотя это не твоё дело.

– Ох, сестра! – вклинилась тётя Шарман. – Будь добрее. Эта маленькая обезьянка вовсе не хотела тебя обидеть. Верно, милая?

– Конечно, – кивнула Хэдли.

– Тем не менее, – тётю Максин это нисколько не смягчило, – заруби себе на носу, что нам необходим спокойный ребёнок. Никаких плачей по мамочке и прочей чепухи. Держи это при себе.

И они прошли до конца коридора, где тётя Шарман показала ещё кое-что. Она постучала по запертой двери и пояснила:

– Эта дверь на чердак. И ты никогда, никогда не должна ходить туда ни под каким предлогом. Тебе нечего там делать. И если только мы узнаем, что ты совала нос на чердак, тебя накажут.

– Жестоко накажут, – с грозным фырканьем уточнила тётя Максин. – Тебе придёт конец – и я нисколько не преувеличиваю.

– Возможно, ты вообще не захочешь туда подниматься, – подхватила тётя Шарман. – Там грязно и душно.

– Жестоко наказана, – повторила тётя Максин. – Тебе придёт конец.

– Я не буду туда ходить, – пообещала Хэдли.

– Ну, раз мы уже поднялись доверху, давай спустимся донизу, – сказала тётя Шарман.

Она повела Хэдли вниз по одной лестнице, и ещё по одной, и ещё – пока они не оказались в подвале. Шагнув с последней ступеньки, Хэдли в ужасе отшатнулась. Над головой арками висела густая паутина, под которой лениво болтались пыльные сухие мотыльки, едва различимые в тусклом свете. По спине у девочки побежали мурашки при одной мысли, что нужно идти дальше.

– Здесь уже давно не делали уборку, – сообщила тётя Шарман, как будто и так не было очевидно. – Полагаю, это и будет твоим рабочим проектом на лето.

– Моим проектом? – Хэдли не поверила своим ушам.

– А чьим же ещё? – возмутилась тётя Максин. – Нам с сестрой не пристала всякая грязная работа. Это отвратительно. Возить тряпкой среди пыли и грязи – занятие для детей, – она снова раздражённо фыркнула. – К тому же здесь полно жуков, а у меня на жуков аллергия.

– У тебя на всё аллергия, – тётя Шарман смела паутину и показала большое мусорное ведро. – Вот, Хэдли, такую вещь ты не каждый день увидишь. Это наше ведро для пыли, – она постучала по крышке, и гулкое эхо пошло гулять по стенам подвала. – Одна из главных достопримечательностей.

– А что внутри? – спросила Хэдли.

– Плоды долгого кропотливого труда, – гордо сообщила тётя Шарман. – Пыль, зола и прочий пепел.

– А что вы с ними делаете? – удивилась Хэдли.

– О чём это ты, дитя?

– Как вы выбрасываете их, если ведро так и стоит в подвале?

От возмущения тётя Шарман охнула.

– Какой глупый вопрос! В этом доме вещами не разбрасываются! И всё, что попадает в ведро для пыли, остаётся в ведре для пыли. Это наша коллекция, она важна для нас. Мне доставляет удовольствие иногда спускаться сюда, чтобы просто на него взглянуть. А пока тебе достаточно знать, что у него имеется своё особенное место в этом подвале.

– И тебе не придётся пользоваться этим ведром, – добавила тётя Максин. – Просто оставь его на месте.

На этом экскурсия закончилась: все трое поднялись на первый этаж, и вот так неожиданно жизнь Хэдли круто изменилась. До сих пор она была любимой доченькой, девочкой с толпой друзей. А теперь она стала одиноким ребёнком, угодившим в странное место. Несмотря на разгар лета, в доме было влажно и зябко, как в пещере. Когда Хэдли нечаянно задевала рукой обои на стене, она вздрагивала от сырости, а ковровая дорожка хлюпала под ногами при каждом шаге. Липкий тяжёлый воздух был холодным и в то же время душным.

Поскольку тётки были приверженцами расписания и дисциплины, они сообщили, что Хэдли должна выходить к завтраку ровно в шесть утра. А раз в доме не имелось часов (если не считать те напольные, у которых не было стрелок), девочке пришлось встать, как только она услыхала, что тётушки проснулись. В туалете она умылась, воспользовавшись отвратительным вонючим мылом и грубым полотенцем. Зубы пришлось чистить пальцем – Зоуи, конечно, забыла положить зубную щётку. Кое-как приведя себя в порядок, Хэдли спустилась на два этажа и встретилась на кухне с тётками.

Когда тётя Максин готовила тот первый завтрак, она показала Хэдли, что и как при этом делает: повернула вентиль на газовой плите и поднесла спичку к конфорке. Она растопила масло в тяжёлой чугунной сковороде. Затем ловко разбила несколько яиц и полезла в ледник, откуда извлекла кусок бекона. Отрезала несколько ломтиков и добавила к яйцам на сковороде.

– А у нас дома нет такого ледника, – заметила Хэдли. – Мы пользуемся холодильником.

– А мне какое дело, малявка? – рявкнула тётка. – Лучше смотри и не зевай. Чтобы сама знала, как надо готовить.

Потому что на следующий день это стало обязанностью Хэдли.

– Девочке совершенно необходимо уметь готовить, – ободряюще сказала тётя Шарман. – Вот и молодец, глупенький гусёночек!

– Хэдли, – тётя Максин вовсе не была так довольна, – яйца не прожарились! Чтобы завтра сделала всё как следует!

Далее в распорядок дня входил тихий час (когда тётушки дремали), уборка (Хэдли скребла и мыла под строгим надзором тёток) и прогулка, когда она могла находиться вне дома сама по себе в течение часа. Одичавший и заросший сад был окружён высоченным деревянным забором: через него не смог бы заглянуть даже настоящий верзила, а о том, чтобы перелезть через него, нечего было и мечтать.

Когда Хэдли впервые попала в сад, она обошла его по периметру в надежде найти ворота, но забор оказался сплошным. Девочка всё равно выходила на прогулки в надежде подышать свежим воздухом, но, к сожалению, день за днём воздух в саду почему-то был таким же вязким и душным. Никогда в жизни она не видела такого туманного, мрачного лета. Небо над Гримм-хаусом всегда было серым и тусклым – угнетающее зрелище. Больше всего Хэдли тосковала по солнцу.

Насколько она могла судить, тётки никогда не покидали дом. Продукты просто оказывались на переднем крыльце. Для развлечения они беседовали между собой, дразнились как маленькие и хохотали, как гиены.