Гнев Неба - Николай Коростелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опыт службы под началом генерала Скобелева не прошёл для Куропаткина даром. «Белый генерал»[8] был крут и горяч. В момент гнева он не терпел никаких пререканий и оправданий. И мог, не чинясь, выгнать любого не только из штабной палатки, но и из армии. Тогда-то Алексей Николаевич и научился на лету считывать настроение начальства.
Из неплохого грамотного офицера, прошедшего горнило Крымской кампании, принимавшего участие в нескольких сражениях, видевшего минареты Стамбула в окуляр армейского дальномера, награждённого рядом высоких наград, Куропаткин превратился в сметливого хитроватого царедворца с гибкой спиной и шустрым языком.
Почувствовав по отношению к себе неприязнь со стороны монаршей особы, он моментально сориентировался, изобразил прогиб и бросился «поднимать на уши» своё сонное царство. Надо отдать ему должное, что когда он хотел, то умел быть и требовательным, и настойчивым.
Будучи слабым полководцем, он обладал отменным чутьём и организаторским даром в вопросах снабжения, перемещения, обеспечения. Другими словами, Куропаткин был блестящим тыловиком. Подчинённые военного министра давненько не замечали за ним такой активности, целеустремленности и прыти.
И «поезд тронулся».
Армейские колонны и орудийные расчёты потянулись на железнодорожные вокзалы. Закрутился маховик службы тыла и обеспечения. Сотни обозов с боеприпасами, продовольствием, снаряжением, упряжью и всем огромным хозяйством, которое всегда сопровождает армию, заполонили грузовые железнодорожные станции.
Через два месяца после памятного для Куропаткина разговора от причальной стенки в глубине Уссурийского залива отчалили два судна Добровольческого флота: «Россия» и «Петербург». Не привлекая внимания, без помпы, они приняли на борт два пехотных Сибирских полка, три десятка полевых орудий и, взяв курс на Порт-Артур, растворились на горизонте хмурого океана.
Александра Фёдоровна, любимая супруга царя, вступилась за попавшего в немилость военного министра, и «душка» Куропаткин был не только прощён, но и снова обласкан государем.
Когда Андрей привёз во Владивосток японского резидента, реакция генерал-губернатора Приамурья Гродекова была стремительной: в столицу ушла срочная депеша, в Порт-Артуре и Владивостоке прошли аресты.
Андрей предложил в этих операциях задействовать его казаков, но получил категорический отказ.
– Тебе и твоим людям скоро возвращаться в Китай, – покачал головой Ивантеев. – Аресты не всегда проходят тихо, иногда приходится пострелять. А я хочу, чтобы твои казаки, а особенно ты, лишний раз не светились. Помнишь, для чего создавался твой отряд? Вот-вот. У вас другие задачи. И вот ещё что. Сними особняк побольше, и всех своих переселяй туда. Не хочу, чтобы твои варились с другими казаками. Чем меньше информации уйдёт на сторону, тем лучше. Да и из соображений безопасности перестраховаться лишним не будет.
– Я думал, мы пополним запасы и обратно в крепость.
– С этим пока не спеши. Приказано тебя во Владивостоке придержать. Говорят, сам Безобразов к нам собирается. Не исключено, что захочет с тобой пообщаться. Так что ждём.
А что касается Китая? Думаю, весной, не раньше. Хунхуз сейчас притих, да и генерал Лю Даньцзы пусть привыкает действовать без твоей подсказки. В любом случае, ждём гостей из столицы и, если я окажусь прав, отпустим твоих казаков по домам.
С того разговора прошло три месяца. Три месяца, как он сидит во Владивостоке практически без дела. Казаки разъехались по станицам, и Андрей остался в огромном особняке только с Санькой Волчком и мечником Вэем[9].
Два китайских разведчика, присланные Ван Хэда для связи, жили в отдельном помещении наособицу. Андрей пару раз приглашал их на общую трапезу, но они вежливо, но твёрдо отказались и жили своим столом.
Сразу по приезде он побывал в мастерских Леонида[10], но оказалось, что того отправили в длительную командировку в Порт-Артур.
Чтобы скоротать время, Андрей решил брать уроки фехтования у старого Вэя. Тот, хоть ещё не совсем оправился от ран, гонял Андрея как новобранца. Уже через месяц тренировок Андрей почувствовал в себе качественно другой уровень. Теперь он не планировал атаки, сабля делала всё сама.
Санька, как-то присевший посмотреть на тренировку, был тут же привлечён к учёбе. С тех пор от зари до зари махал деревянной палкой, отбиваясь то от Андрея, то от Вэя. Его руки, ноги и спина покрылись синяками от палок учителей, но приходилось терпеть. Он бы, может, и отказался, да кто бы его спрашивал?
Андрей посмеивался, глядя, как Волчок петухом наскакивает на Вэя. Тот практически не двигался, а лишь переносил вес тела с одной ноги на другую, чуть поворачивал корпус или мягко уклонялся.
Когда Санька, теряя осторожность, бросался на него, молотя палкой со всей силушки, Вэй делал шаг в сторону и больно шлёпал ученика по ещё не битой сегодня филейной части. Не сразу, но скоро у Волчка стало получаться.
Особенно после того, как Вэй показал ему основные принципы ведения боя.
Китайцы на фехтование посматривали с интересом, но участия не принимали. И тогда Андрей стал подозревать, что Хэда прислал их не для связи, а для охраны.
Вэй с Санькой много времени проводили вместе, обучая друг друга языку. Со временем они сдружились, и язва Волчок скоро сам стал терпеть подначки от старого мечника. Он пыхтел, обижался:
– Научил на свою голову, – но быстро остывал и снова наскакивал на Вэя.
При его напускной задиристости было заметно, что он боготворит старика и готов терпеть от него всё.
Чувства были взаимны. Несмотря на разницу в возрасте, Вэй нашёл в Саньке преданного друга и покрывал его частые отлучки, а отлучек хватало.
Целый день охотник упражнялся то с Андреем, то с Вэем, и казалось, что уже еле держится на ногах от усталости, но, стоило Андрею отлучиться, Волчок исчезал, а утром приходил с физиономией довольного, нагулявшегося кота. Андрей качал головой.
– Горбатого могила исправит.
Дни шли за днями. Пролетели ноябрь, декабрь, январь. Казалось, что зима позади, но наступил февраль…
Резкий порывистый ветер гнал снежную позёмку по занесённой снегом дороге. Редкие прохожие, опустив голову, старались быстрее проскочить открытые участки, прикрывая лицо от мокрого и колючего снега.