Я - жена злодея?! Требую развод! - Аманда Франкон

локоны спадали на тонкие ключицы, еще сильнее подчеркивая идеальную бледность тонкой кожи, сквозь которую на шее виднелись синие венки. И теперь, вспоминая себя в юности, я видела между нами гораздо больше сходства: моя кожа тоже почти никогда не загорала, и только с годами я научилась не получать солнечные ожоги каждый раз, когда выхожу на улицу.

При виде этого тела вспомнились и некоторые характеристики леди Даркрайс, которые давала ей писательница: моя героиня, стесняясь непропорциональности фигуры, старалась визуально увеличить лиф с помощью кружев, подчеркнуть талию, а бедра скрыть под пышной юбкой, чтобы создать привлекательный силуэт. В противовес ей главная героиня всегда одевалась скромно, но благодаря природным данным все равно выглядела сногсшибательно. Впрочем, какое мне дело до местной главной героини? По сути, моя задача — добиться развода, найти источник заработка, а муж пусть волочется за этой блондинкой. Может, без балласта в моем лице у него что-то да получится и сюжет повернет в совершенно новое русло?

Приободренная хорошей идеей, я продолжила осматривать комнату в надежде, что смогу понять, какой была Беатрис. В книге говорилось лишь о том, как она помогала мужу в его «темных» делах, но ни слова не было сказано о том, как леди коротала будние дни.

На столе в беспорядке валялись бумаги. Просмотрев их, я обнаружила обрывки незавершенных стихов и акварели, брошенные на стадии набросков. На картинках леди, похоже, хотела изобразить цветы или сад, но остановилась, не продвинувшись дальше пары широких штрихов зеленой и розовой краской. Стихи тоже не показались мне оригинальными: что-то о любви, о девичьем долге перед семьей. Строки заканчивались рифмами на глаголы, которые к тому же неприлично часто повторялись. Похоже, творческими талантами Беатрис была обделена. В противовес главной героине, опять же, которая, насколько я помню, зачитывала на светских вечерах сочиненные ею стихи.

Разложив бумаги на столе в две аккуратные стопки, в одной из которых оказались исписанные черновики, в другой — рисунки, я переместилась к шкафу. Не отказала себе в удовольствии провести рукой по темному полированному дереву, разогретому утренним солнцем, и улыбнулась. Но в следующий миг меня обдало холодом от тревожного осознания: иллюзия, созданная воображением, не может быть настолько реальной? Или все-таки может?

Я прикрыла глаза и ущипнула себя за руку. Боль пронзила кисть, но когда я снова осмотрелась, вокруг ничего не изменилось. Стало еще страшнее, но сделав пару глубоких вдохов и выдохов, я призвала себя к спокойствию. Нет, я же много чего знала и повидала на своем веку. Неудивительно, что сейчас мозг активно использует все эти знания, чтобы создать самую правдоподобную картинку, на которую способен.

Успокоив себя таким образом, я решительно распахнула шкаф. И затаила дыхание от радости. Бежевые приличные платья оказались здесь зажаты в самые дальние углы, центральное же место занимали амазонки самых разных вариантов. Среди них я обнаружила несколько костюмов с темно-зелеными жакетами и коричневыми юбками с неровным подолом — таким, чтобы при езде в женском седле не показывались ноги, и юбки с разрезом до колена, и целую коллекцию брюк в тон к ним. И даже тонкие штаны и бриджи, которые можно было для удобства надеть под женский наряд.

Я занималась верховой ездой до позапрошлой зимы — под Новый год сустав правого колена, которое я лет десять назад умудрилась повредить, дал о себе знать в мой сорок седьмой день рождения, и больше я в седло не забиралась. С тех пор ездила на конюшню только для того, чтобы проведать лошадей и немного помочь владелице с рекламой. Но как же мне хотелось снова ощутить это ни с чем не сравнимое удовольствие — силу благородного животного, прогулки верхом на котором не заменят никакие покатушки на мотоцикле. Если мне — пусть и в коматозной фантазии — удастся пережить такое еще хоть раз, то потом можно и умереть, оно точно будет того стоить! Конечно, в женском седле я сидела только пару раз, для эксперимента, но думаю, справлюсь. Тем более, раз Беатрис была наездницей, значит, память тела мне поможет.

С восторгом перебирая платья, я позабыла обо всем на свете, но вдруг наткнулась на чехол из черного шелка, надежно укрытый от беглого взгляда за остальными нарядами. Любопытство разгорелось во мне с новой силой, и я вытащила его вперед. Аккуратно сняла и крайне удивилась. Под ним скрывалось простое бежевое платье с украшенным вышивкой и белыми рюшами лифом и подолом. Обычное, оно почти ничем не отличалось от остальных — тех, что висели в углах шкафа. Судя по виду, платье если и надевалось, то всего раз. Может, подвенечное? Оно ведь не обязано быть непременно белым, по крайней мере, во вселенной этой книги.

Вернув платье туда, откуда его вытащила, я отыскала маленькую лесенку и забралась повыше, чтобы добраться до полки со шляпками. Они радовали глаз пестротой песочного, травянистого и белого, украшениями в виде цветов и лент. Среди множества вариантов я даже отыскала забавную треуголку, которую леди, похоже, очень любила надевать, и смелую соломенную шляпу, украшенную восковыми ромашками.

В дальнем углу полки рука уперлась в обитую бархатом коробку. Я не мешкая, достала ее и поставила на стол. С трепетом открыла, ожидая увидеть в ней что-то особенно прекрасное, и не разочаровалась. В ней хранился венок из восковых бежевых роз, фата, перчатки, кружевной веер и жемчужные бусы — явно в дополнение к венчальному платью.

Я аккуратно достала венок и подняла его, чтобы лучше рассмотреть на солнце. Украшение оказалось выполнено с большим мастерством: лепестки выглядели как живые — тонкие и нежные, они отличались от настоящий только бликами на солнце. Вспомнились слова занудного экскурсовода, который водил меня по музею — имитации британского поместья. Небрежно указав на похожий венок, только более грубый на вид, с красными розами, он зевнул и промямлил «Такой венок на свадьбу впервые надела королева Виктория, потом они вошли в моду. Некоторые особенно впечатлительные девицы хранили такой аксессуар под стеклянным колпаком на каминной полке — должно быть, в память о радостном дне свадьбы».

Вернув венок в коробку, я заметила, что на пальцах остался тонкий слой пыли — коробку явно редко доставали из дальнего угла. Либо Беатрис не страдала излишней сентиментальностью, либо вообще не хотела вспоминать о дне своей свадьбы. Хотя как не вспоминать, если живое его свидетельство