Белая ель - Вера Викторовна Камша

или нет, но перед глазами встало худое строгое лицо, и девушке захотелось взвыть в голос. Матери Феруша было не до сыновней невесты, она следила за руками Петё – упаси Создатель отмерит на палец меньше. Барболка с тоской глянула в распахнутое оконце. На дворе Жужа обнюхивалась со злющим цепным кобелем, в пыли копошились куры, на заборе, наблюдая за суетливыми женами, расправлял крылья петух. Мимо распахнутых ворот проехал возчик с бочками, прошли два винодела и кузнец.

– Помогай, дочка, – пропела мельничиха, примериваясь к узлам. Барболка послушно подхватила свалившееся на нее богатство. На невзятые деньги она бы купила в десять раз больше. Петё суетился, открывал двери, цыкал на пса. Петух на заборе прикрыл один глаз и издевательски заорал.

– А я… – Барболка поудобней перехватила узел, – я думала, вы с Ферушем ругаться станете.

– Вот овца дурная, – хмыкнула мельничиха, – что я, сыну своему враг? Пока у тебя всего добра было пьянычка да сучка, не хотела я тебя в дом пускать. А ты господаря нового прихватила! Слыхала я, как он тебя в Сакаци зазывал, да не просто, а с мужем. Старая кровь за молодую дорого дает.

– Матушка, – у Барболки который раз за день запылали щеки, – не взяла я его денег. И не возьму.

– А и правильно, – кивнула мельничиха. – За песни он тебе серебро давал, за рубашку Ферушу золото выложит, а чтоб не понесла ты, когда не надо, я тебе травку дам. Хорошая травка, на себе пробовала.

– Матушка! – Ну за что ей такое? – А что… что Феруш скажет?

– А что ему говорить-то? – удивилась Магна. – Не нами заведено, не нами и кончится. Гици любую невесту взять может, только чтоб рубашку выкупил.

Они шли мимо харчевни, их все видели – люди, лошади, пегий мул, кот на крыше. Мать Феруша считала господарское золото, а Барболка тащилась за ней, волоча узлы со своим приданым. Из-за угла выполз лысый Винци, надо думать, из кабака. Отец наверняка тоже успел напиться, один рой он вчера уже проворонил. Проворонит и второй, а в Сакаци денег и впрямь куры не клюют. Она больше не бесприданница, все довольны, даже Жужа. Барболка остановилась и положила проклятые тряпки прямо в сухую, горячую пыль.

– Устала? – пропела мельничиха. – Сейчас помогу.

– Не устала, – выдохнула Барболка, понимая, что назад ходу не будет, – забирайте ваши узлы. Совсем забирайте! Не нужны они мне. И браслет ваш не нужен. И Феруш. Другую покупайте и продавайте, а я вам не кобыла и не коза.

– Барболка! – завопила оторопевшая мельничиха. – Куда? Сдурела?! А ну стой, кошка скаженная!

Но девушка уже мчалась по заросшей красавками и еще не жгучей крапивой улице. Все кончено, она не станет оглядываться, возвращаться, просить прощения. И упырей этих с мельницы тоже не простит. Никогда и ни за что!

Глава 2

1

Отец валялся на траве у забора, доползти до дома он не смог, ну и пусть его! Барболка была сильной, зимой она бы затащила пьянчугу в дом, как это делала не раз, но стояла почти летняя жара. Девушка с отвращением отвернулась от храпящего родителя и оглядела убогое хозяйство. Подумать только, еще четыре года назад они жили не хуже других, потом умерла мать, и отец запил пуще прежнего. Не с горя, от лени…

Подошла Жужа, заскулила. Хочет есть. Барболка размочила хлеб в остатках похлебки, вынесла собаке и села за дощатый, вкопанный в землю стол, подперев щеки руками. Она давно подумывала уйти, но кому нужна пасечница? Податься в город в служанки? С ее косами ни одна хозяйка в дом не пустит. Остаются харчевни, а там пьяные гости, да и трактирщики с работниками не лучше. Попробуй уйми, да так, чтоб тебя в первый же вечер не выставили.

Жужа оторвалась от вылизанной до блеска миски и завиляла хвостом. Хорошо ей! Девушка вернулась в дом, отыскала желтую праздничную юбку, посмотрела на свет. Пятна и прожженные отлетевшими угольками дырки никуда не делись. На праздник такую не наденешь, а новую взять негде. Барболка немного подумала и отправилась за материнским платком, таким дряхлым, что даже отец не сумел его пропить. В юности мать была красавицей, жизнь превратила ее в сухонький стручок, и с ней будет то же, если не хуже. Молодость и красота – они уходят, но пока еще весна!

Барболка потрепала по голове тявкнувшую Жужу и принялась кромсать старенький атлас, вырезая то ли звезды, то ли гвоздики. Приложила к пятнам, получилось даже лучше, чем думалось. Никогда не скажешь, что под черными лепестками прячется что-то непотребное. Девушка бросилась вдевать нитку в иголку – через минуту она вдохновенно шила, напевая о черноглазом витязе:

Темной ночкой встречу я его,

Никому о встрече не скажу.

На дороге слышен стук копыт,

Это скачет милый мой ко мне…

Отец спал, Жужа тоже, гудели предоставленные самим себе пчелы, неистово цвела калина, ветер играл белыми лепестками. Она не пойдет в Сакаци, нечего ей там делать! Пасечница господарю неровня. И не возьмет она ничего, пусть не думает, что Барболка Чекеи побежит за любым, кто мошной тряханет. Эх, был бы Пал Карои простым витязем или хотя бы удальцом-разбойником, что агарийских кровопийц по лесам караулят…

На рассвете милый мой уйдет,

Я его до леса провожу.

Никому о встрече не скажу.

Буду снова темной ночки ждать…

– Барболка!

– Феруш? – девушка с нескрываемым удивлением уставилась на бывшего жениха.

– Ты браслетами-то не кидайся, – молодой мельник протянул Барболке знакомую вещицу. – Мать, она того… Зря она.

Девушка отложила шитье и встала. Феруш улыбался, Жужа остервенело крутила хвостом, надеялась на подачку. Выходит, все как шло, так и идет? Ничего не было – ни седого господаря на дороге, ни песен, ни ссоры с Магной. Она снова невеста Феруша, ей не нужно идти в наймы. Надо только вильнуть хвостом и получить косточку и муженька.

Барболка осторожно взяла браслет; он был теплый, как молоко из-под коровы… Как же она ненавидит парное молоко!

– А что мать говорит?

– Злится, – признался Феруш, – ну да у отца с ней свой разговор. Он-то ее с довеском взял. С того и мельница у нас.

– Вот оно как… – протянула Барболка, не зная, что говорить.

– А с тобой мы так и так окрутимся, – заверил Феруш, – я, чай, не голодранец. Кого хочу, того и беру.

Он-то хочет, а вот она? Барболка смотрела на статного крепкого парня. Молодой, богатый. Нарядная безрукавка, дорогие сапоги, круглое лицо, русые кудри… Красавец не красавец, а лучше найти трудно.

– Я мамаше сразу сказал, – отрезал Феруш, – так, мол, и так, хоть лопайтесь,