Скажи мне, где я - Адриана Мэзер

– Вот видишь, – с нажимом говорю я. – Ты непременно пострадаешь, если станешь мне помогать.

– Я уже помогал тебе раньше…

– Да, здесь. Но здесь мы в изоляции, здесь безопаснее. Вне школы ты будешь членом Семьи Волков, активно пытающимся пойти против Львов. Ты всю жизнь старался доказать, что из тебя выйдет достойный глава Семьи, а безумная затея, которую я собираюсь осуществить, за секунду может перечеркнуть все твои шансы.

Эш вздыхает, как будто удивляясь моей непонятливости.

– А если я позволю тебе одной пробираться сквозь незнакомый тебе мир и бросать вызов самой могущественной Семье Стратегов, мне лучше прямо сейчас отказаться от положения главы Семьи, потому что я всегда буду помнить, что меня не было там, где я действительно был нужен.

Меня до дрожи пугает то, что может с ним произойти, но в то же время я отчаянно хочу, чтобы он поехал со мной. Пристально смотрю на него.

– Если ты поедешь со мной, то, возможно, не доживешь даже до выпускного, не то что до положения лидера в своей Семье.

– А еще я, возможно, никогда не научусь говорить по-французски без акцента. Некоторые вещи надо просто принимать такими, какие они есть, – говорит Эш, и на его лицо возвращается улыбка.

– Эш…

– Новембер, – говорит он и берет меня за руку. От тепла его пальцев у меня по коже бегут мурашки. – Я оценил все угрозы и прекрасно понимаю, на какой риск мы идем. Но я не изменю своего решения. Я еду с тобой.

Свет раннего утра просачивается по краям светомаскировочных штор, а я лежу без сна в кровати с балдахином и смотрю, как перед глазами постепенно вырисовывается комната. Еще совсем недавно серые стены этой школы и отсутствие электричества страшно угнетали меня. Я чувствовала себя такой одинокой в этом мрачном замке, укрытом в глухом лесу, вдали от всего, что мне близко и дорого. И вдруг с удивлением осознаю, что больше не чувствую себя здесь в ловушке, хотя понятия не имею, когда все изменилось, когда изменилась я…

Раздвинув шторы, впускаю в комнату тусклый свет. В спальне очень холодно, на ледяном каменном полу ноги мерзнут даже в носках. Подхожу к старинному туалетному столику, где стоит тазик с водой, а рядом чистое полотенце. Плеснув себе в лицо немного воды, рассматриваю свое отражение в зеркале. Синяк под глазом, куда меня пару недель назад ударил Маттео, уже едва заметен, ссадины на руках и ногах, полученные при падении с дерева, откуда меня спихнул Феликс, все еще красные и воспаленные, но уже начинают затягиваться. Синяк на челюсти налился фиолетовым цветом и стал темнее, чем вчера, на теле нет живого места, но все это кажется такой ерундой по сравнению с предстоящими поисками папы.

Смотрю в окно. Между ветвями высоких деревьев, кружась, подрагивают первые снежинки.

– Снег, – выдыхаю я, и меня тут же охватывает тоска по родному Пембруку, по Эмили и нашим зимним развлечениям. А потом я вспоминаю, какой сегодня день. – Двадцатое декабря, – шепчу я, и в груди становится тесно.

…– Двадцаааатое декабряяяя! – кричим мы с Эмили в задние окна папиного грузовичка.

Земля покрыта толстым слоем пушистого снега, сверкают серебристые деревья, а городская площадь напоминает идиллию с праздничной открытки из Новой Англии.

– Ну, что мы сегодня будем делать? Поедем кататься на санках? – сидя за рулем, спрашивает папа.

– Вообще-то… – Эмили хитро поглядывает на меня. – Мы хотели бы поехать на пруд Истбери и покататься на коньках, если вы согласитесь нас туда отвезти.

– Завтрак, катание на коньках, горячий шоколад, санки, – перечисляю я, полностью разделяя энтузиазм Эмили. – А потом закажем большую пиццу или даже две и поездим на машине по городу, посмотрим на праздничные украшения в богатых кварталах.

Папа подъезжает к закусочной Люсиль и выключает мотор.

– Сегодня твой день, Нова. Готов выполнить любые ваши желания, девочки.

Зимой, вскоре после того, как мне исполнилось шесть лет, и через пару месяцев после смерти мамы, папа завел новую традицию – Зимний праздник двадцатого декабря, наш собственный выдуманный праздник, который никак не был связан с нашей потерей. Эмили тоже каждый год принимала в нем участие. Бывало очень весело, когда двадцатое декабря приходилось на выходной, но в миллион раз лучше, если оно выпадало на будний день и родители позволяли нам не ходить в школу.

Мы с Эмили, широко улыбаясь, выскакиваем из грузовичка. Под ногами хрустит только что выпавший снег, и нас охватывает особенная радость от сознания того, что мы занимаемся чем-то поистине замечательным, пока все остальные ломают мозги над математикой…

Кто-то стучит в дверь моей спальни.

– Войдите, – говорю я, вытирая лицо полотенцем.

В комнату входит Пиппа, молодая горничная, которая убирает у нас в апартаментах. Через руку у нее перекинута моя только что отглаженная школьная форма.

– Доброе утро… – неуверенно произносит Пиппа таким голосом, что это скорее похоже на вопрос, чем на обычное приветствие.

Она раскладывает мои черные легинсы и белую льняную рубашку на крышке сундука в изножье кровати.

– Спасибо, – говорю я, пытаясь придать своему голосу живость, но выходит как-то неловко.

Взгляд Пиппы скользит по синякам у меня на руках, выступающим из-под закатанных рукавов ночной рубашки. Она тревожно хмурится, и я быстро опускаю рукава, но этот жест только напоминает мне о кошмаре, который я видела во сне прошлой ночью. Я улыбаюсь в надежде успокоить ее, но, похоже, никакие улыбки тут не помогут. А если я не могу убедить Пиппу, что ничего страшного не случилось и со мной все в порядке, у меня нет никаких шансов убедить в этом одноклассников, больших специалистов в области обмана.

Пиппа останавливается на полпути к двери и смотрит мне в глаза, как будто хочет о чем-то спросить, но тут появляется Лейла, и горничная, извинившись, уходит. Как же хочется сказать «до свидания», обнять ее и поблагодарить за то, как замечательно она заботилась обо мне все это время. «Никто не должен знать, что мы уезжаем», – напоминаю я себе.

– Я ей передам, – тихо произносит Лейла, когда закрывается дверь в коридор. Несмотря на недавнее пребывание в темнице, Лейла, как всегда, выглядит собранной и уравновешенной. По плечам блестящей темной волной струятся распущенные длинные волосы. – Хотя твое чересчур эмоциональное поведение и кажется мне странным, Пиппа – хороший человек, и я знаю, что ей будет приятно, если ты с ней попрощаешься. – В голосе Лейлы не слышно никаких эмоций, как будто она считает вежливость всего лишь пустой формальностью.

Я с благодарностью киваю.

– И еще: раз вы с Эшем сегодня уезжаете, самое время поговорить о том, где, по-твоему, сейчас может быть твой отец, – продолжает она. Меня накрывает новая волна страха. – Как тебе кажется, он скорее напрямую бросит вызов своей Семье, чтобы отомстить за смерть твоей тети? Или же будет скрываться и собирать информацию в поисках более тонкого хода?