Охота на монстра - Виталий Романов

- Гы-гы! - передразнил Франтишек, но тут переключился на другое: - Слушай, Ник, так ты о Славцеве почти ничего не знаешь? Только то, что было записано в личном деле?

- Ну… - приподнял бровь капитан, - как не знаю? Я бы не смог взять в экипаж человека, не поговорив с ним лично, не «прощупав». Конечно, до первого рейса мы с ним беседовали. Долго. Только о боевом прошлом Андрей рассказывать не любит. Не знаю почему, наверное, что-то такое там осталось, о чем не хочет вспоминать. Про войну, про Альфард спрашивал - он сразу замыкается. Об остальном беседует охотно, высказывает свою точку зрения…

- Ник, а там, возле Альфарда, у Славцева какое-то прозвище было? - вдруг перебил боцман. - Он, случайно, не говорил?

- Славцев не говорил, но в деле записано, - Атаманов подергал себя за кончик уса. - Не знаю зачем, но записано.

- И какое?! Не тяни! - показалось, Франтишек умрет от любопытства, если не услышит ответ через секунду-другую.

- Везун.

- Везун?! - озадаченно переспросил Букач и посмотрел себе за спину.

Словно где-то там находился Андрей Славцев, его можно было увидеть и проверить: насколько точно прозвище подходит к помощнику капитана.

- Да, Везун. Странно, правда? Только больше меня об этом не спрашивай, сам ничего не выведал. Тогда, во время первого собеседования… Как поинтересовался у Андрея: откуда такое прозвище, он совсем окаменел. Замкнулся, ушел в себя. Долго сидел, смотрел в стол - даже не слышал, о чем говорю. Я по глазам видел - он не здесь, не со мной. Вот тело рядом, на стуле, а мозг, душа - они словно в другом измерении.

Честно скажу: тогда не по себе стало, даже хотел отказаться от идеи пригласить его в экипаж. Но потом начали говорить о другом - о политике, о ценах, о футболе, о школе пилотов, - я почти забыл, как-то «переключился» на другие темы, на профессиональные навыки Славцева. Понял: он нам подходит. И жизненный опыт хороший, и разные типы кораблей знает, не юнец передо мной. Где бы мы лучше нашли? С другого корабля сняли бы помощника - опытного, с «налетом» рейсов? А чем переманить? Денег пообещать больше, чем у других? Так откуда взять? В общем, говорили-говорили, думал я над всем, как-то даже позабылось это вот… насчет прозвища. Только теперь вспомнил, когда ты спросил. И вновь не по себе стало.

- Так, может… - с надеждой спросил Франтишек, явно намекая на то, что Славцев в экипаже - лишний.

- Все эти «может» - потом! - жестко отрезал командир «Осла». - Боцман! Финиш демократии, закончили этот глупый базар! Кафе перед нами… А-а-а… А вот, за столиком, и сама Памела Йоханссон, сработал идентификатор-маяк на ее коммуникаторе. Да! Это она! Боже, кто бы мог подумать, что наш следующий клиент окажется не просто молодой, но и такой очаровательной дамой?!

Николай Атаманов ускорил шаги, растянул губы в обаятельной улыбке, направляясь к столику, за которым лениво потягивала коктейль длинноволосая брюнетка. У нее были огромные «кошачьи» глаза и очень полные губы. Франтишек Букач, по привычке, хотел поскрести пятерней пузо, да вовремя одумался.

- Здравствуйте, дорогая Памела! - Николай Атаманов склонился в галантном поклоне, «приложился» к длинным пальцам темноокой красавицы. - Никак не предполагал, что в наших услугах нуждается столь очаровательная дама! Как говорится, для такого клиента мы готовы и в огонь, и в воду.

- В огонь и в воду - не надо! - кокетливо рассмеялась Памела, приподнимая тонкие брови «домиком». - Всего лишь до Нодуса I.

У нее оказался низкий грудной голос.

- Вы позволите присесть? - с улыбкой уточнил командир «Осла». - Благодарю. Госпожа Йоханссон, разрешите представить: мой помощник… боцман нашего транспортного корабля Франтишек Букач.

- Очень приятно, - девушка поклонилась «папе».

Обоих мужчин окутало облако сладкого дурмана. Николай с трудом заставил себя думать о переговорах.

- Итак, сразу к делу? Какой груз необходимо транспортировать? Куда? Мы готовы выслушать предложение…

Капитан «Осла» и боцман уселись за столик, не подозревая, что в эту минуту они перевели стрелку на железнодорожных путях, отправив скоростной поезд - поезд собственной жизни - совсем на другую колею, где часть вагонов просто не могла не полететь под откос.

17 февраля 2107 года

Януш Боку успел разглядеть все. Если бы когда-нибудь потом, в более спокойной обстановке, кто-то задал физику вопрос: как мозг способен действовать с такой невероятной скоростью и не разлететься на куски от дикой перегрузки, Януш затруднился бы ответить.

Впрочем, у Боку не существовало этого мифического будущего, спокойного завтра, в котором некто мог задавать вопросы. Существовало только настоящее. Невероятное. Пугающее. Отрывистое. Распавшееся на сотни осколков, будто стекло, разбитое увесистым камнем.

Кольцо, все началось там. Сатер, главный инженер «Медузы», должен был подать максимальную мощность на разгонное кольцо - Айштейн только что попросил об этом по внутренней связи и даже направил Юргена проверить: все ли генераторы выведены на закритический режим?

Кольцо! В недрах разгонной установки создавалось сверхмощное вихревое поле, посредством которого Марк Айштейн намеревался открыть канал в иное измерение…

Серое безжизненное кольцо электромагнитов вдруг изменило цвет - в тот миг, когда Юрген Шлиман, направлявшийся к Сатеру, готовился «втопить» кнопку деблокировки двери. Кольцо вспыхнуло!!! Жутко, неестественно. Впрочем, о чем-то естественном речи идти не могло: металл индукционных катушек неспособен, не должен светиться ни при каких обстоятельствах.

Тревожно запели внешние счетчики «жесткого» рентгеновского излучения, показывая многократное превышение допустимых пороговых величин в рабочей зоне.

В тот же миг страшно закричала Моника, находившаяся рядом с Янушем - слева, в соседнем кресле. И мозг распался на груду маленьких сверхмощных процессоров, каждый из которых пытался анализировать свою вселенную. Мир стал не чем-то единым, целым, а набором частичек-сегментов.

Моника. Она кричала не из-за вспышки, хотя яркое иссиня-фиолетовое пламя, вставшее неровной дугой над разгонным блоком, резануло по глазам. Светофильтры не успели адаптировать экраны, подстроить их под комфортно-безопасный для человека уровень.

Нет, Моника Траутман кричала не из-за болезненной вспышки. Просто она, женщина, раньше коллег почувствовала Чужое. Нечто рвалось в мир людей из пробитого пространственно-временного континуума - входило, вливалось в человеческую реальность, наполняло «Медузу» каким-то древним, доисторическим ужасом.

Зубы. Острые, безжалостные, окровавленные. Словно у крокодила, резко выбросившегося на жертву из темной глубины реки сквозь мутные потоки ила, воды. И вот уже еда, пока еще живая еда, трепещет в огромной пасти, но все новые и новые убийцы бросаются на агонизирующую добычу. Рвут на куски, резкими поворотами туловища и головы ломают кости, превращая сопротивляющееся, пытающееся любой ценой выжить существо в кусок мяса.