Охотники. Книга 1. Погоня за жужелицей - Лариса Бортникова

Город оказался тихим и немноголюдным. Все его жители не то прятались по домам, спасаясь от жары и беспорядков, не то, наоборот, торопились нырнуть в самую гущу событий — на Галату. Туда, где сегодня праздновали свой триумф республиканцы, где чествовали мятежных пашей и где султан скрывал за мудрыми речами свой позор и свою печаль. Артура же политика интересовала куда меньше, чем происходящее вокруг. Вон, просеменила из дома в дом стайка укутанных в разноцветные чаршафы турчанок. Одна, будто споткнувшись, задержалась, приподняла шелковый подол, показала крошечную ножку в ажурном чулке, одарила хорошенького европейца из-под чадры жарким взглядом. Догнав остальных, оглянулась, засмеялась задиристо. Вон, судя по поставленным в тень кувшинам, водоноши — вот кому жара нипочем. Да и покупатели, похоже, ничуть не интересны. Сидят водоноши на корточках и в карты режутся под вопли какого-то вихрастого горлана. Вон чистильщики обуви — тоже не могут похвастать обилием клиентов. А вон дервиши. Настоящие дервиши! Застыли, будто сытые змеи, неподвижно возле фонтана в высоких своих войлочных шапках.

А вон и мороженщик… Артур даже привстал, чтобы получше его разглядеть. Похожий на факира нарядный турок развлекал небольшую толпу, жонглируя ванильными, лимонными, клубничными и карамельными шариками и широко улыбаясь покупателям, покупательницам… Возле мороженщика стояли две монахини, одна из которых — та, что постарше и погрузнее, вдруг обернулась, поправляя сбившийся апостольник. Артур, еще секунду назад намеревающийся взять порцию крем-брюле (спешка спешкой, а мороженое в знойный полдень — необходимая вещь), немедленно передумал. Одно дело — неожиданная, неприятная, но все же безопасная встреча с Райли. Другое дело — Хранительница высшего ранга. Хранительница принципиальная, известная тяжелым нравом, подозрительностью и непростыми отношениями с «Рубиновой розой». С матушкой Февронией сам Артур, разумеется, знаком не был (нос не дорос), но слышал немало. Да и портрет ее — точнее, карандашный набросок, аккуратно наклеенный на картон и подшитый архивариусом в досье с грифом «секретно, не копировать», — разглядывал неоднократно. Лоб с тяжелой поперечной складкой над переносицей, глубоко посаженные темные глаза, широкие скулы, рот тонкий, надменный. «Надо непременно сказать деду, что видел ее на выходе с Гранд Базаара. Наверняка здесь неспроста, наверняка старуха тоже меняет предметы… Уже поменяла. Выяснить бы — что». Артур через широкий порез в кожаном козырьке фаэтона еще довольно долго следил, как Хранительница по-мужски размахивает руками и что-то жарко выговаривает своей спутнице.

— Эй! Тамам, бей-эфенди! Приехали! Капалы Чарши… Гранд Базаар!

Юноша очнулся. Кинул в протянутую ладонь фаэтонщика монетку. Добавил еще столько же, когда ладонь так никуда и не исчезла. Выбрался на мощенную цветной брусчаткой площадь — и очутился прямо перед низкой аркой, ведущей внутрь крытого рынка, растянувшегося на целый квартал, а то и все три.

Внутри было прохладно, довольно людно — и волшебно. Волшебным был тусклый золотистый свет, сочащийся через узкие пыльные окна и путающийся в гранях драгоценных камней, выложенных в витринах многочисленных ювелирных лавок. Волшебным был многоголосный невнятный гул — чей-то вскрик, чей-то смех, чей-то шепот, — перекрываемый воплями неутомимых зазывал. Волшебным был запах. У Артура на мгновенье закружилась голова, когда он втянул в себя аромат мокко и специй. Так, только так и не иначе и должны пахнуть сказки. «Тысяча и одна ночь», — выдохнул Артур и зажмурился, чтобы как можно дольше удержать в себе ощущение чуда. Юноша не без сожаления догадывался, что уже через минуту, когда обвыкнутся глаза и уши, когда обоняние притупится и перестанет различать необыкновенные ароматы, весь его восторг и растерянность исчезнут без следа. И Гранд Базаар, или, как его зовут турки, Капалы Чарши, станет всего лишь еще одной экзотической достопримечательностью в копилке впечатлений. Но пока…

«Ого!..» — Артур Уинсли не удержался от восхищенного возгласа. Капалы Чарши щедро открыл юноше свои тайны, стоило лишь зажмуриться и сделать несколько глубоких вдохов. Способность «слышать» предметы не доставляла Артуру особенного удовольствия. Больше раздражала. Как чересчур хорошее зрение, которое мешает его обладателю читать газеты или рассматривать картины: ведь видит он лишь волокна бумаги и мазки масла по холсту. К тому же след от сильных вещей вызывал у Артура головокружение и тошноту. Чтобы «услышать» магическое прошлое того или иного места, Артуру требовалось закрыть глаза и поменять ритм дыхания на более медленный… И тогда мир, обычный еще несколько секунд назад, мир, наполненный красками, звуками и запахами, — превращался в плоское полотно, заштрихованное следами от использованных здесь предметов. Неаккуратные и жирные выцветшие кляксы от давней и недолгой активации. Длинные тусклые полосы… кто-то несколько лет назад довольно часто использовал здесь мощную вещь. Тонкие, словно сделанные остро отточенным карандашом черточки — или сама вещь никчемна, или владелец не знает, чем обладает, или же вещь не желает подчиниться владельцу… Если же след сияет и переливается, как будто изнутри его подсвечивают электрической лампочкой, — вещь находится рядом и именно сейчас работает вовсю.

Воздух Капалы Чарши был весь истерзан магией — вдоль, поперек, вниз, вверх, по диагонали, сплошными, пунктирными мазками и пятнами. И кое-какие из следов сверкали изо всех силенок. Артур открыл глаза, огляделся. При желании он мог бы узнать обладателей. Вон тот крючконосый старик, возле лавки которого толпятся шумные арабы, не просто так перебирает янтарные четки. Кто знает, что у него там вместо одной из бусин. Вот промелькнул вдали цыган — наверняка именно за ним тянется тонкая сияющая нить. А в тесном проходе, где Артур заметил небольшие серебристые вспышки, спешил смешной человечек, придерживая тюбетейку. Артур с изумлением узнал того русского… Бизонова? Или Бессонова? Надо же, опередил.

Русский нырнул в приоткрытую дверцу, едва не задев головой притолоку. «Юзеир Шмуц. Антиквар» — прочитал Артур вычурную русскую надпись над входом. И тут же наткнулся взглядом на нацарапанную от руки еле заметную приписку «Ocman меняла». Размышления, тот ли это меняла, с которым назначена встреча, стоит ли заглянуть внутрь и спросить или лучше подождать, пока русский уберется прочь, заняли с полминуты. А когда Артур почти принял решение все же войти, дверь распахнулась и из антикварного магазинчика вылетели дети: мальчик и девочка лет девяти.

— Остап! Остап! Оста-а‑ап! По-русски — Остап! Русча — Остап! — хохотала девочка, подпрыгивала, чтобы ткнуть пальцем в вывеску, и что-то бойко кричала на турецком.

Артур невольно заулыбался. Некрасивая, чуть полная, конопатая, рыжая, с не прибранными в косу кудрями, девчонка была настолько звонкой, непоседливой и яркой, что не улыбнуться при ее виде было невозможно.

— Осман! — Мальчик топнул ногой и сильно, но не обидно стукнул девчушку по спине кулаком.

— Остап! — задразнилась еще пуще рыжая, заскакала на одной ноге, как огненный мячик. Потом поднырнула под занесенную для очередного тычка руку мальчика и метнулась в сторону, взмахнув рыжей гривой, помчалась вприпрыжку прочь, выкрикивая во весь голос: Остап! Остап!