Сад нашей памяти - Мэри Эллен Тейлор

Говорят, лиха беда не приходит одна. Это, конечно, так – но сказано не совсем точно. Несчастья на самом деле являются и по двое, и по трое, и впятером – и в каком угодно количестве сразу.

Сегодня первый росчерк невезения Либби МакКензи ощутила с суровым толчком в плечо и криком в самое ухо:

– Подъем!!!

Безжалостно вырванная из сна, Либби мгновенно села на диване и, скидывая ноги, задела на кофейном столике пустой бокал. Голова сразу закружилась, а желудок скрутило.

– Что случилось? – откинула она с лица прядь темных волос.

– Либби, сейчас же вставай! Тебе через час уже надо быть на месте свадьбы!

Крики исходили от ее близкой подруги Сьерры Манкузо. Со Сьеррой они вместе, считай, выросли – их семьи жили по соседству, – и пока Либби в тринадцатилетнем возрасте не отправили в частный пансион, девочки были поистине неразлучны.

Язык и небо у Либби сделались сухими, как бумага.

– А что же мои будильники? Я их даже два себе поставила!

– Это те, что я только что вырубила? – возмущенно зыркнула на нее Сьерра.

Светлые крашеные волосы у нее были гладко зачесаны назад и убраны в аккуратную кичку. Черные блузка с брюками и удобные практичные туфли красноречиво свидетельствовали о том, что Сьерра нынче работала на кейтеринге.

Им обеим было по тридцать одному году, и вместе они пережили по несколько радикально меняющих жизнь потерь. Главным несчастьем в жизни Сьерры явилась смерть мужа от рака в прошлом году. А для Либби мощным боксерским кроссом справа, напрочь выбившим ее из колеи, были три подряд выкидыша и развод. И теперь обе побитые судьбой подруги детства вернулись в родной город Блюстоун, в родительский дом, дабы зализать раны и переждать, пока осядет пыль минувших передряг.

Либби глянула на свой мобильник, потом на пурпурные наручные часы, что были у нее с седьмого класса. Красные циферки на их электронном табло показывали 8:02 утра.

– Ч-черт!

– Я уже запустила кофеварку. Пошла делать яичницу. Давай-ка шевелись!

– Уже.

Вскочив на ноги, Либби метнулась по лестнице на второй этаж, к маленькой ванной. Скинув большеватую для ее размеров футболку, она открыла кран и подождала, пока забулькают старые трубы и вода польется достаточно горячая.

Отец Либби – доктор Аллен МакКензи – тридцать с лишним лет был бессменным педиатром их маленького городка. Он не отказывал в помощи ни одному пациенту, даже когда сам был уже болен и слаб – пока окончательно не слег в больницу. Умер он шесть месяцев назад.

Отбросив все былые обещания никогда больше не вернуться в родной город, Либби приехала к давно овдовевшему отцу, чтобы заботиться о нем до последнего часа. А когда его не стало – она просто решила пока остаться здесь. Это было намного экономнее, нежели проживать на съемной квартире в Ричмонде. После развода она мало что могла себе позволить на доходы частного фотографа. С января Либби предполагала как-то внутренне перегруппироваться, накопить немного денег и к Рождеству уже вернуться к настоящей жизни в нормальном большом городе. Однако минуло уже шесть месяцев этой «перегруппировки», а она так до сих пор и не оправилась.

От воды наконец пошел пар, и Либби торопливо забралась под горячий душ. Бушующий по жилам адреналин заставил ее выйти оттуда уже через пять минут. Вытеревшись на ходу полотенцем, Либби забежала в свою старую спальню.

Комната ее пребывала в точности такой, какой она ее оставила тринадцать лет назад, когда уехала учиться в колледж. На стене висели все те же постеры «Спасем планету!» рядом с распечаткой черно-белой фотографии Анселя Адамса с горным пейзажем Монтаны. Она так до сих пор ни разу по возвращении и не укладывалась на своей двуспальной кровати, застеленной фиолетовым в цветочек покрывалом, которую купили в «IKEA», когда Либби было шестнадцать. Одно дело было временно перебраться жить в родительский дом, а снова спать в своей первой «взрослой» постели казалось Либби уже совсем иной степенью плачевности ее нынешнего положения. Не менее странно было бы для нее обосноваться в родительской спальне или в третьей комнате, что служила отцу кабинетом. На верхнем этаже вообще хранилось слишком много воспоминаний о неспокойном браке ее родителей. Так что для ночлега Либби оставался только диван в гостиной.

Из открытого чемодана, лежащего на аккуратно застеленной кровати, Либби достала пару темных слаксов и белую свободную блузу. Из бокового кармашка чемодана выудила расческу и на скорую руку собрала волосы в простой гладкий хвост. Следующей она извлекла из чемодана косметичку и быстро подкрасилась тушью и румянами. Сложила все это обратно в чемодан, потом подтерла на столешнице в ванной воду и повесила полотенце. К 8:12 все уже выглядело так, будто ее здесь и не было. Идеальный порядок.

Босиком Либби сбежала по лестнице на первый этаж, схватила сумку с фотокамерой, торопливо сунула ноги в кроссовки и опрометью перебежала через лужайку на заднем дворе к дому Манкузо. Толкнула дверь в кухню Сьерры.

– Ты, гляжу, даже уже пользуешься домом? – съязвила та.

Либби опустилась на стул и зашнуровала как следует кроссовки.

– Просто приняла душ.

Сьерра поставила перед Либби чашку кофе. Затем выложила ей на голубую тарелку яичницу и вместе с вилкой подала на стол. Кроме яичницы, на тарелке была клубника, нарезанная тонкими ломтиками и разложенная веером.

Либби положила в рот кусок яичницы, ощущая, сколь необходимым для нее оказался этот небольшой вброс белка.

– Благослови тебя господь…

Сьерра наполнила себе большую оранжевую кружку с логотипом Политехнического университета Вирджинии.

– Ты там обитаешь, точно призрак. Постоянно появляешься – но не оставляешь за собой следов.

– Просто там я чувствую себя не в своей тарелке, – отозвалась Либби. – Я уже столько лет не жила там.

– Но теперь-то ты там живешь.

Либби отхлебнула горячего кофе, наслаждаясь этим глотком живительной энергии.

– Не совсем. Я тут лишь временно, в гостях.

Когда отец в прошлом году заболел, он всерьез озаботился тем, чтобы расчистить дом, разобрать и выбросить весь хлам, накопившийся в течение жизни. Стены изнутри были перекрашены в бледно-серый цвет с ярко-белой отделкой. Он не стал замахиваться на какие-то более серьезные проекты – вроде ремонта кухни или ванных комнат, – без сомнения, считая, что новый владелец переделает все это под себя.

Отец оставил ей этакую оголенную, освобожденную от всего лишнего, версию жилища, что хоть сейчас могло быть выставлено на рынке недвижимости. Он хотел, чтобы Либби продала дом, забрала деньги и нашла себе какое-то новое место для дальнейшей жизни. Либби обещала, что подумает об этом, чем она, собственно, и занималась до сих пор.