На корабле утро - Александр Зорич

– Что именно случилось? Может, пусть лучше доктор разбирается?

– Да не надо доктора… – глухо произнес Крушков. – Все и без доктора ясно. В нем больше двадцати дырок навертели. Странно, конечно… Эти клонские пукалки не должны были…

В наш печальный разговор вклинился Арбузов. Он, разумеется, тоже все слышал.

– У них кроме «Куаджей» была минимум одна всережимная винтовка. Вот прямо передо мной клонская тушка болтается, вся магазинами обвешана…

Всережимная винтовка… Тут уж, конечно, никакой «Валдай» не защитит. Странно только, мои сенсоры не засекли ее по характерному спектру выхлопа. А может и засекли, потом на досуге запись пересмотрю, разберусь.

Итак, одного бойца мы уже потеряли. Я не на шутку встревожился. Ведь мы не прошли еще и половины маршрута! Что же это получается, при сохранении текущих тенденций… А, впрочем, к черту! Лучше об этом не думать.

Но дальше, к счастью, операция пошла как по маслу.

В носовых отсеках порядка было больше. Через каждые пять—десять метров встречались бойцы других групп, освещение в большинстве выгородок было восстановлено. Мы быстро пересекли фрегат сверху вниз и остановились перед восьмиугольными воротами броневой цитадели корабля.

Внутри цитадели располагался боевой мостик, он же, по науке, ГКП – главный командный пункт фрегата «Гита».

Именно там, как сообщалось мне перед операцией, должны дожидаться нас офицеры, решившие сдаться в плен сами и сдать нам своего начальника – застрельщика мятежа по прозвищу Гайомарт.

Но это именно что «должны». Дожидаются ли они нас там на самом деле? Действительно ли намерены сдаться в плен? И уж тем более, с ними ли этот загадочный Гайомарт?

Точных ответов на эти вопросы у меня не было. Настроение из-за гибели Деркача стало совсем паршивым. Подозрительность плавно переходила в агрессивность. Я никому не верил и верить не желал.

Вот подойдем сейчас к двери.

Нажмем на кнопку связи.

Клонские лицемеры скажут такими елейными голосочками: «Входите, дорогие друзья».

Мы войдем. Тут-то нас и встретят сосредоточенным огнем всережимных винтовок. Дескать, это мы пошутили насчет сдачи в плен. Желаем умереть что твои древние персы – на поле брани, убив как можно больше ненавистных врагов!

«А вот хрен вам!» – твердо решил я.

По этой причине еще по пути на ГКП Крушков, выполняя мой приказ, распистонил все камеры наблюдения. Пусть думают что хотят – там, у себя на мостике.

Ворота броневой цитадели мы вскрыли самым варварским из доступных методов. Каждый из нас извлек из своего ранца по одному семикилограммовому модулю самоходного подрывного заряда СПЗМ-К, так же известного в осназе, как «сонная торпеда».

В собранном виде это чудо военной мысли представляло собой нечто вроде четырехъярусной пагоды, длиной ровно метр и поперечником тридцать сантиметров.

Мы положили пагоду на бок. Щедролосев подсветил лазером ворота цитадели, а я, метафорически выражаясь, нажал на спусковой крючок «сонной торпеды».

После этого наш интеллектуальный таран величаво подплыл к воротам и…

Рвануло!!!

Рвануло неожиданно сильно даже на мой ко всему привычный вкус. Наверное, нужно было удовлетвориться тремя модулями. Или даже двумя.

Мне было страшно даже думать о том, какой эффект все это произвело на клонов внутри ГКП. На них ведь не было «Валдаев» с их каскадным подавлением шума…

Закралась даже мысль, что при неблагоприятном развитии событий меня, вот лично меня, Льва Степашина, можно было бы за такие кульбиты отправить под трибунал – с формулировкой «жестокое обращение с военнопленными».

Взрыв зверски гофрировал обе створки ворот. Они фактически сложились в две гармошки, открывшись совершенно непредусмотренным конструкцией способом, как раздвижные ширмы.

Хороши ширмочки – из двадцатимиллиметровой стали!

Мы влетели внутрь, как стая пираний. Сразу было видно, кто тут представитель победившей в войне стороны.

Зрелище, которое предстало нашим взорам, меня нисколько не удивило.

Это был типичнейший боевой мостик фрегата типа «Киш».

Скажу больше. В Подольском высшем военном училище, где ваш покорный слуга проходил подготовку на офицера осназ, «Макет № 2» – базовый для отработки захвата клонского звездолета – представлял собой копию именно этого боевого мостика.

Вот часто приходится слышать: учеба, мол, это одно, а жизнь – совсем другое. Сто раз уже убеждался в обратном! Если уж ты работаешь по специальности – хоть осназовцем, хоть ресторатором, – судьба будет повторять для тебя одни и те же сюжеты, знакомые с первых курсов, десятки, сотни раз, пока ей не надоест…

Короче говоря, этот боевой мостик я мог бы нарисовать с закрытыми глазами – и центральный терминал тактической обстановки с декоративной бронзовой окантовкой, и рабочие места пяти вахтенных с фотографиями клонских семей в дурацких рамках, и таблицы ручного расчета Х-переходов, выгравированные для надежности на листах зачерненного алюминия.

Лишь клоны несколько выбивались из концепции сотни раз виденного.

Они не заискивали. Не просили пощады. Не рвались сдавать оружие. Они даже не здоровались. И уж подавно никто из них не хватался за всережимные винтовки (которых не было).

Словно осенние мухи, клоны висели под потолком, сгрудившись в дальнем углу помещения.

Это на них взрыв так подействовал. Ну еще бы!

Всего их было шестеро. Плюс еще один – его я заметил не сразу. Он сидел в пилотском кресле, опоясанный ремнями. Как выяснилось совсем скоро, это и был вождь мятежников Гайомарт. Смертельно раненный, совсем неопасный.

– Эй, ребята, вы вообще живы? – спросил я, адресуясь к клонам. – Старший кто?

Молчание.

– Ты переводчик забыл включить, Лева, – подсказал мне Крушков.

Я повторил. Встроенный в «Валдай» переводчик перевел мои слова на фарси.

– Старший среди нас – капитан первого ранга Бехзад Кавос, – слабым голосом сказал один из висящих. – Он же Гайомарт.

– И где он, этот ваш Гайомарт?

– Он без сознания. В том кресле.

– Да что вы как дети?! – рассердился я. – «Он без сознания»! А кто в сознании тогда?! Кто следующий по званию?!

– Тогда я, – продолжал тот же доходяга. – Капитан третьего ранга Дрисс Шариф к вашим услугам. Что вам угодно?

– Мне угодно, – начал я, с трудом подавляя накипающую злость, – чтобы вы взяли ответственность за сдачу в плен вверенной вам группы. Попросту говоря: вы сдаетесь или что?!

Похоже, контузия потихоньку отступала, и к капитану третьего ранга Дриссу Шарифу возвращалась подвижность мысли. По крайней мере он сказал: