Слабая ведьма - Ирина Цыганок

Этот довод срабатывал всегда. Вейл мысленно потер руки. Уходя спать, король почти согласился на его план захвата Тхлай-Охолатхлской империи. Теперь нужно было устроить так, чтобы утром тот не смог передумать.

Эгей вышел на песчаный берег. Солнцу было еще далеко до зенита, ленивые волны едва лизали белую полосу песка, обильно перемешанного с ракушечником. Сегодня был базарный день, и из города на берег уже потянулись торговцы с ручными повозками — везли на обмен свои товары морскому народу.

Маг всматривался в лазурную гладь залива, с минуты на минуту ожидая увидеть блестящие изгибы спин: наяды всегда приплывали все вместе. И каждый базарный день Эгей ждал на берегу их появления. Когда-то именно морской народ заставил его выбрать из всего множества мест, где мог бы поселиться волшебник, этот отдаленный остров. Император Тхлай-Охолатхл (а для домашних просто император Ти) был, если честно, мелким племенным царьком. Его подданные возделывали банановые плантации да ловили рыбу в прибрежных водах. Здесь не было университетов (как в Сан-Аркане), император не жаловал науки и не вел значительных войн, так что делать порядочному волшебнику здесь по большому счету было нечего. Но это было единственное место по эту сторону Континента, где морские наяды имели постоянные контакты с наземными жителями. Дважды в месяц их посланцы приплывали к берегу центрального (и самого большого) острова Тхлай и приносили садки с диковинными глубинными рыбами, ожерелья из гигантского жемчуга, восхитительные раковины и другие дары моря. В обмен морские жители требовали изделия из железа, особенно ценились ими ножи и гарпуны из закаленной стали. А иногда они покупали и украшения из литого золота. Много лет назад Эгея случайно занесло на архипелаг (он уже и не мог вспомнить, по каким делам прибыл сюда), тогда тоже был базарный день, и тхлайцы толпились у берега. Оживление их показалось не совсем обычным, и Эгей подошел к толпе. На камне у берега сидела удивительная девушка… Кожа ее была покрыта плотной серебристо-голубой чешуей, похожей на рыбью. Серебряные волосы спускались до талии, прикрывая грудь, на бедрах было некое подобие набедренной повязки из переливчатой кожи каких-то рыб. Ступни стройных ног утопали в воде, но Эгей по книгам знал, что между пальцами у этих существ растут перепонки. У морской красавицы были огромные темно-синие, почти черные глаза и вполне человеческие (и очень симпатичные) рот и носик. И она пела…

Наяды не говорят на человеческом языке, с островитянами они изъяснялись посредством знаков, а между собой переговаривались щелчками и посвистываниями. Точнее, так общались между собой наяды-мужчины, а наяду-девушку Эгей (и островитяне, судя по всему, тоже) видел впервые. Песня не содержала отдельных слов, русалка выводила бесконечную мелодию голосом, и хотя не было в ней привычного человеческому уху повторяющегося ритма, люди на берегу слушали затаив дыхание. Девушка подыгрывала себе на инструменте, отдаленно похожем на арфу, серебряные струны были натянуты на вогнутый черепаший панцирь. Закончив мелодию, она улыбнулась, показав зрителям сплошную белую пластину зубов, и указала рукой на струны. Самый догадливый из торговцев бросился к своему лотку за серебряной проволокой. Получив товар и расплатившись ниткой жемчуга, наяда нырнула и исчезла, с тех пор Эгею не доводилось встречать русалок. Он поселился на острове и каждый базарный день выходил к морю. Но на торг приплывали только суровые синие мужики — морские воины и охотники. Первое время Эгей пытался, как мог, расспрашивать их о наядах-женщинах, но те делали вид, что не понимают или действительно не понимали, чего добивается от них странный маг. И все же Эгей надеялся, что серебряные струны не были вечными…

Тем утром на горизонте обрисовались сразу несколько крупных парусов. Ничего необычного в этом не было, корабли часто заходили на остров: пополнить запасы воды и пищи перед долгим путешествием вокруг южной оконечности материка (или еще дальше), все знали, что приставать к берегу в замуррских землях было небезопасно. Торговцы на пляже тоже не обратили на корабли внимания.

Маг уже собирался покинуть ярмарку и пойти на пристань — узнать новости от прибывших, когда сердце его на мгновение замерло, а затем учащенно забилось. На краю пляжа, на мелководье сидела сереброволосая девушка. Рядом снова начинала собираться толпа, посмотреть на морскую красавицу нашлось немало желающих, но Эгей, растолкав зевак, приказал людям расходиться. Грозный вид островного мага смутил и напугал тхлайцев, они всегда побаивались нелюдимого и таинственного волшебника с Континента. Когда толпа схлынула, Эгей обернулся к русалке и поспешно достал из объемистой сумки маленькую серебряную арфу. Струны нестройно, но мелодично зазвенели под его неумелыми пальцами. Глаза русалки заинтересованно расширились. Эгей протянул ей арфу, но, когда тонкие голубые пальчики ухватились за серебряную деку, не отпустил инструмента. Девушка чуть удивленно взглянула на него, потом сняла с пояса подвешенную на нем связку жемчужных нитей, а также изящных украшений из ракушек.

— Нет-нет. — Маг замотал головой. — Мне это не нужно! Я хочу говорить с тобой! Хочу, чтобы ты приплыла еще раз. Во-о-он туда, ко мне… — Маг показал на маленькую соседнюю бухту, на берегу которой стояла его каменная башня. — Видишь?

Русалка нахмурилась, безбровый лобик забавно морщился. Она отпустила арфу и, перебирая руками по дну, отплыла подальше от странного островитянина.

— Постой-постой! — засуетился Эгей. — Посмотри, что еще у меня есть.

Он снова запустил руку в сумку и на этот раз выудил костяную шкатулку. Резная крышка откинулась, и послышалась грустная мелодия, очень популярная этой зимой в Сан-Аркане, откуда была выписана шкатулка. Русалка замерла, а потом вновь двинулась к месту, где стоял маг. Тот поставил шкатулку на песок недалеко от воды и ждал.

Краем глаза Эгей увидел странное движение на берегу и в бухте, но он был слишком занят приманиванием дивной незнакомки. Ведь сегодняшней встречи он ждал без малого сорок лет. Наяда вдруг остановилась и посмотрела в сторону. Эгей невольно повернулся на раздававшиеся дальше по берегу крики.

Четыре длинные галеры вошли в бухту и теперь стремительно неслись к берегу. Низкая осадка позволяла им плыть по мелководью. Обычные грузовые суда редко приставали к самой пристани, предпочитая становиться на якорь в бухте, а на сушу отправлять команду в ялике. Не сбавляя хода, галеры вынеслись на берег и зарылись носами в песок. Никак не ожидавшие такого торговцы отхлынули от них, подобно отливной волне. Тут же с борта на песок посыпались вооруженные воины. Лучники дали залп по бегущим в сторону города островитянам.

— Торгас Минола![1]— выругался Эгей. — Никак нашествие! Но кому, о, коварные боги, мог понадобиться этот захудалый остров?!

Он автоматически оглядел флаги, вяло полоскавшиеся на мачтах в слабом ветерке: все четыре были разными и несли на себе торговую символику, означавшую, что суда плывут с мирными намерениями.