За его спиной - Мария Зайцева

Но сейчас я не вспоминала предупреждений родителей о том, что мужчинам нужно только одно, и что доверять нельзя никому, и смотрела на этого огромного дворника, как на самого главного человека в своей жизни. Того, кто способен защитить.

Тем более, что он уже защищал, просто положив свои здоровенные руки на мою талию и придержав от падения.

А я бы непременно упала, потому что ноги подламывались от ужаса. Я не хотела даже представлять, что со мной сдетает Марат, если поймает. И что сделает папа.

Последнее тем более удивительно, учитывая, что папа меня никогда и пальцем не трогал, хватало просто сурово сдвинутых бровей. Но страх был таким всеобъемлющим, что я едва осознавала себя.

И стремилась лишь поскорее скрыться, спрятаться, предчувствуя беду.

Именно потому так умоляюще смотрела в глаза этого дворника, невероятно яркие в полумраке, светлые такие, и, как казалось, добрые. И цеплялась за его грубую спецовку, словно за единственный якорь, без которого мою лодку унесет прочь, в шторм и беду.

— Пожалуйста… — я пыталась говорить как можно более убедительно, видя, что дворник не делал никаких движений навстречу, кроме тех первых мгновений, когда придержал за талию, не давая упасть, — пожалуйста… Меня ищут… У меня есть деньги, понимаете? Я вам отдам… Пожалуйста…

Дворник стоял, смотрел на меня внимательно и спокойно, я видела, что у него чуть расширились зрачки, став черными на контрасте с светлой голубой радужкой, но, кроме этого, никаких признаков того, что он меня услышал и поможет, не было.

Тут позади нас послышался шелест шин, и внутренний двор осветили фары. Мы стояли немного в стороне, и пока что были незаметны, но до того, как меня найдут, оставалось совсем недолго.

Дворник чуть вздрогнул, моргнул, словно только что был под гипнозом, немного сильнее сжал мою талию, и я нелепо и не вовремя подумала, что у него, должно быть, пальцы соединились, настолько большие ладони…

А затем он, прищурившись, глянул поверх моей головы, на въезд в арку, и кивнул.

— Пойдем.

Отпустил меня и мотнул головой куда-то вглубь двора, к подъезду.

Я пошла. Не думая, что это может быть куда опасней Марата и его друзей, опасней гнева папы.

Почему-то я поверила этому большому человеку, не задавшему ни одного лишнего вопроса. Это странное чувство, я так и не смогла его для себя осознать, просто так бывает, когда подспудно понимаешь, что человек надежный. Что не обидит. Не обманет. Возможно, это и наивно, учитывая, насколько я неопытна и мало чего видела, но в тот момент мне казалось, что я поступаю единственно верно.

Подъезды в этом доме были оборудованы высокими крылечками, потому что весь первый этаж был отдан под магазины, парикмахерские и различные сервисы, а потому фактически первый жилой этаж был вторым. И место, куда вел меня дворник, находилось как раз сбоку от высокого крыльца подъезда. Небольшая железная дверь, которую он открыл своим ключом.

Распахнул и посторонился, пропуская меня вперед.

Помедлив, я все же зашла. Решиться мне очень помог визг шин за спиной.

Дворник зашел следом, но свет не стал включать, просто подсветил фонариком от сотового пространство.

Неожиданно большое.

Комната, с двумя топчанами, стол посередине, два стула перед ним, и две двери еще, ведущие непонятно, куда.

— Свет пока не будем включать, — тихо прогудел он мне в спину, заставив испуганно поежиться, — а то могут заметить… Так-то с улицы не видно, но мало ли… Проходи, сядь на стул.

Я послушно прошла и села, повернувшись к хозяину помещения. Он в этот момент погасил экран телефона, погружая нас в полный мрак.

И замер, не двигаясь с места и прислушиваясь к происходящему на улице.

И я прислушалась, но ничего, кроме собственного бешено стучащего сердца, не услышала.

Да это и не удивительно: помещение было примерно квадратов пятнадцать, и я сидела у противоположной к двери стороны. А вот дворник стоял прямо у входа.

Я старалась дышать потише, ощущая навалившуюся темноту почти физически. Она сгустилась вокруг, упала на плечи, и невозможно хотелось закрыть глаза, да и вообще оказаться у себя в комнате, забраться под одеяло и осознать, что все происходящее — страшный сон. И скоро я проснусь, и мама внизу будет ждать с завтраком, а папа улыбнется и потреплет по макушке…

Ощущение того, что все потеряно, что никогда больше в моей жизни не будет такого светлого утра, такого беззаботного, счастливого времени, да вообще больше не будет дома, где я могла бы чувствовать себя в безопасности, навалилось на плечи вместе с темнотой, и я даже не заметила, что по щекам начали катиться слезы.

А вот дворник каким-то образом заметил.

Он неожиданно оказался совсем рядом, огромная бесшумная тень в мраке, прошептал:

— Ты чего? Испугалась? Не бойся, они не сюда не зайдут…

Я, почувствовав чужое участие, только сильнее залилась слезами и хлюпнула носом.

И через мгновение оказалась в крепких, горячих руках.

Мужчина поднял меня со стула, сел на топчан и устроил на коленях, словно маленькую.

Прижал к груди и принялся гладить по голове, что-то утешительно бормоча и позволяя заливать слезами спецовку.

И в этот момент, в его руках, я почувствовала то самое, казалось бы ушедшее навсегда, состояние спокойствия, надежности и даже, наверно, счастья…

Он гладил по голове, что-то бухтел, а я прижималась щекой к его груди и слушала, как мерно, спокойно бьется мощными толчками сердце в груди. И этот ритм убаюкивал, успокаивал и дарил веру в то, что все будет хорошо.

Девочки, напоминаю про то, что на старте книги очень важны звездочки и библы. Ну, и автору будет приятно, чего уж там))))

Глава 3

Держать ее в руках было странно. Бродяга уже и забыл, когда вот так вот кого-то успокаивал, на коленях качал… Никогда, наверно…

Хотя, нет, в самом детстве, еще до детдома, было что-то такое, да… Может, сестренку маленькую совсем, когда она на дорожке возле дома упала и коленку разбила. Точно. Он тогда, сам мелкий еще, и шести лет не было, наверно, утешал ее, промывал ранку раствором марганцовки, как когда-то видел