Шесть извилин под фуражкой - Михаил Серегин

Окно, как и предсказывал Федя, с грохотом разбилось. Но это было еще не все, за разбитым окном кто-то громко крикнул, причем так, у всех троих курсантов мурашки побежали по коже.

– Ты в кого-то попал, – обреченным тоном, произнес Федя. – А может, даже убил.

– Мамочка, – совсем по-детски, со слезами на глазах прошептал Андрей. – Я же не хотел.

– Андрей, если что, сваливай все на меня, – смело выступил на защиту брата Антон.

Однако жертвовать собой Антону не пришлось, потому что в это время второе, еще целое окно учительской распахнулось, и из него выглянул сам капитан Мочилов. Его пьяная физиономия выражала крайнюю степень любопытства, мол, кто это там так камнем зарядил, что аж Ворохватова с ног свалил. Однако, увидев под окном курсантов из своей группы, Глеб Ефимович нахмурился и заорал:

– Вы чего это хулиганите, а?! Отвечайте, курсант Ганга! Решили меня укокошить?!

– Никак нет, товарищ капитан, – вытянувшись в струнку, резво отозвался Федя. – Хотели только вас предупредить о возможном появлении в учительской старшего лейтенанта Ворохватова.

– Ага, теперь он, наверное, только в образе бесплотного духа появляться будет, – злорадно хмыкнул Мочилов.

– Глеб Ефимович, с ним все в порядке, – донесся из окна учительской голос Володи Смурного.

– Ждите здесь, я сейчас спущусь, – бросил своим курсантам капитан и закрыл окно.

На самом деле с Ворохватовым действительно ничего страшного не случилось, правда, кусок штукатурки попал старшему лейтенанту в лоб, на котором теперь назревала огромная шишка, однако в остальном все было в порядке, если, конечно, не считать легкого обморока.

– И что теперь с ним делать? – прощупывая пульс «раненого» лейтенанта, спросил Володя.

– Посадим его к компьютеру, дадим в руки бутылку водки в качестве, так сказать, платы за моральный и физический ущерб, – предложил Садюкин.

– А может, как-нибудь без водки, – запротестовал было Мочилов, которому очень жалко было отдавать драгоценную жидкость такому гадкому, по его мнению, человеку, каким был Ворохватов. Однако Фрол Петрович его остановил:

– Без водки никак не получится. Иначе он начнет потом искать тех, кто в него камнем зарядил. Тебе это надо?

– Не надо, – вздохнув, согласился Глеб Ефимович. – Только он же не знает, что кто-то камнем в окно кинул. Стекло могло же и ветром разбить.

– Точно, и как это я раньше не додумался, – обрадовался Садюкин. – Значит, камешек от греха подальше выкинем, – и он, подняв кусок штукатурки, швырнул его в разбитое окно.

Затем они втроем усадили Ворохватова за стол перед включенным компьютером, поставили перед ним недопитую бутылку с водкой и тихонько выскользнули из учительской.

Курсанты ждали Мочилова на заднем дворе, как и было приказано.

– Выношу тебе благодарность, курсант Ганга, – пожал Феде руку Глеб Ефимович, но в этот момент пошатнулся и чуть было не упал, благо Смурной его вовремя поддержал.

– Может, его до дома проводить, – предложил Федя. – А то мне кажется, что в таком состоянии он может и не дойти.

– Не сметь меня провожать, – неожиданно протрезвел Мочилов. – Я капитан милиции, а не подзаборный пьяница.

– Да пусть идет, – подошел к ним пьяненький, а потому очень добрый Садюкин. – Он сегодня именинник, а потому его желание – закон.

– Да, – кивнул Мочилов. – А теперь быстро в общежитие, и чтобы завтра с утра были все готовы к торжественному построению.

Курсантам ничего другого не оставалось, как подчиниться приказу и отправится восвояси. Садюкин и Смурной тоже двинулись в свои комнаты – они жили в школьном общежитии, только в отдельном крыле. А вот капитан Мочилов, который проживал в городе, пошатываясь, засеменил через школьный двор к выходу. Однако, не дойдя до главных ворот всего нескольких метров, Мочилов неожиданно остановился и задумался. А думал он вот о чем. Выпил он сегодня предостаточно, и теперь организм требовал немедленного освобождения от излишков жидкости. Только вот незадача: ближайший санузел находился в учебном корпусе школы милиции, а туда возвращаться капитану никак нельзя. Правда, туалет имеется еще и в общежитии, но там его могут увидеть практически все курсанты школы. Нет, этот вариант тоже не годится.

И тут взгляд Глеба Ефимовича неожиданно упал на ближайшие кустики, которые густой стеной огибали школьный забор.

– Ага, вот сюда-то мне и надо, – довольно пробормотал Мочилов, направляясь к кустам.

Спрятавшись как можно тщательнее в ветвях, Глеб Ефимович расстегнул штаны, при этом из кармана на траву упало его удостоверение личности, и блаженно заулыбался. Только вот завершить начатое ему так и не удалось. Мочилов даже не услышал шагов за своей спиной, он только почувствовал, как на голову ему обрушилось что-то тяжелое. На мгновение стало нестерпимо больно, а потом свет померк, и капитан начал проваливаться в блаженную темноту…

Веня Кулапудов обычно просыпался раньше всех. И делал он это вовсе не потому, что не хотелось подольше поспать, а просто ему нравились те минуты тишины и покоя, которые бывают только ранним утром, когда еще все спят. К тому же в этом раннем пробуждении имелось и свое большое преимущество. Дело в том, что каждое утро, ровно в шесть часов, капитан Мочилов, что называется, открывал дверь с ноги и дико орал: «Подъем!» – затем зажигал спичку, во время горения которой все курсанты должны были подняться, одеться и построиться, и с наслаждением наблюдал за происходящим. А посмотреть было на что. Дикий крик Мочилова вызывал настоящую панику среди курсантов, которые спросонья никак не могли понять, что происходит, падали с кроватей, начинали искать свою одежду, в общем, устраивали настоящий переполох. И только Веня уже готовый к новому дню, быстро вставал, одевался и вытягивался перед своим капитаном, за что каждый раз получал похвалу в свой адрес.

Вот и сейчас Веня лежал и ждал, когда же послышатся тихие, крадущиеся шаги Мочилова за дверью. Однако время шло, все спали, а Глеб Ефимович так и не появлялся. Веня уже подумал было, что проснулся слишком рано. Он сел на кровати и схватил с тумбочки часы, которые показывали восемь минут седьмого. «Странно, – подумал Кулапудов. – Никогда еще не было такого, чтобы Мочила опоздал на утренний подъем. Хотя мало ли что могло случиться. Надо еще подождать». Веня снова лег, но тут же подскочил от сдавленного сонного хрипа:

– Веня, сколько времени?

Кулапудов повернул голову и увидел проснувшегося Леху Пешкодралова, который, приподняв над подушкой свою взлохмаченную голову, подслеповато таращился по сторонам.

– Десять минут седьмого, – тихо ответил Веня, стараясь не разбудить товарищей.

– А где Мочила? – протирая глаза, спросил Пешкодралов.

– Не знаю, сам удивляюсь. Мочила-то ведь никогда не опаздывал, – пожал плечами Кулапудов.