Марш обреченных - Валерий Рощин

– Ч-черт, не хватает, – чешу затылок. – Держи две с половиной тысячи, а остальное принесу завтра утром. Договорились?

Официант безучастно смотрит сверху вниз, не спеша соглашаться или отказывать.

– Ну, хочешь, оставлю в залог паспорт? – снова шарю по карманам.

– Не знаю. Сейчас переговорю с шефом, – надменно пожимает тот плечами и направляется «за кулисы».

Появился он довольно скоро, но не один, в сопровождении двух крепких мужичков с бейджами охранников на рубашках. Ни слова не говоря, те хватают меня за шкирку и заставляют принять вертикальное положение. При этом швы только что купленного пиджачка жалобно трещат.

Такого к себе отношения я стерпеть не мог.

Нет, свою неправоту я конечно же понимал и действительно собирался раздобыть до утра недостающую тысячу. Взять из заначенных на прожитье или у кого-то перехватить – жители одноэтажного квартала всегда помогали друг другу. Потому и воспринял сие поведение сотрудников охраны как непозволительную грубость. Однако сопротивляться не стал – лишь с сожалением посмотрел на недопитую водку и под насмешливыми взглядами нетрезвой публики послушно засеменил в сторону фойе с заломленными за спину ручками…

В фойе я меняю маску покорного грешника на боксерский шлем и хорошо поставленными ударами укладываю обоих на пол. А дальше под изумленные взгляды все той же публики возвращаюсь в зал. Ха, граждане! Вы что же, думали – я попрошу у них книгу жалоб и непристойных предложений?! Не дождетесь. Мы сами с усами.

Усаживаюсь на прежнее место и с вожделением тянусь к графинчику…

Остолбеневший владелец рынка, позабыв о девках, даже хлопнул внеочередную рюмку. А два солидных мужичка, наоборот – отставили бокалы. Тот, что помоложе, немедля встает и быстрым шагом направляется в фойе, а, вернувшись, что-то тихо говорит бородатому приятелю. После чего оба с интересом смотрят на меня, вероятно, ожидая развития скандала…

И долго им ждать не пришлось.

Едва я закусил водочку нежной гусиной печенкой, как в питейном зале появилось подкрепление в виде четырех молодцов. Младенческие, не подпорченные разумом лица, квадратные фигуры, вес каждого за сотню… При взгляде на этот квартет сама собой напрашивается мысль о клонах или зомби.

Народец вокруг затихает. Я же тороплюсь влить в себя последний алкоголь, плещущийся на дне графина.

– Спасу от вас нет, – ворчу, вставая из-за стола. – Будь я воротилой с рынка – с радостью открыли бы мне бессрочный кредит. А с нищего готовы последнюю шкуру содрать. Козлы…

Опираясь одной рукой о спинку стула, покачиваюсь и виновато улыбаюсь, то ли заранее признавая позорное поражение, то ли гадая о последствиях стычки с серьезным противником. Первый же из противников приближается сбоку и находится уже в трех шагах.

Решаю покончить с этим цирком и по-человечески, а не с позором удалиться из ресторана. Потому вторично за вечер перевоплощаюсь из в сиську пьяного мужичка в собранного бойца. Сделать это трудновато, но необходимо. Иначе затопчут и превратят в отбивную.

Почти без замаха бью в пах не ожидавшему подвоха амбалу. Тут же крутанувшись, наношу короткий удар в подбородок второму – охранник охает и падает на колени. Третий получает серию ударов по корпусу с завершающим хуком в голову; отлетев назад, он сгребает с ближайшего столика скатерть.

Последний в растерянности останавливается на безопасной дистанции, выхватывает пистолет и, выпучив налитые злобой глазищи, целил мне в голову…

Оружие, вероятно, травматическое, но откуда об этом знать сидевшим поблизости женщинам – они реагируют моментально, издавая слаженный хоровой визг.

Надвигавшуюся катастрофу предотвращает все тот же солидно одетый мужчина, что проведал в фойе первую пару поверженных хлопцев. Подлетев к вооруженному молодцу, он показывает какую-то ксиву и заставляет спрятать оружие. Спустя минуту инцидент был исчерпан, а раненых и пострадавших живенько эвакуировали с поля боя…

– Итак, сколько вам задолжал этот господин? – допрашивает мужчина официанта.

– Одну тысячу сто шестьдесят рублей, – отвечает тот.

Незнакомец протягивает купюры:

– Держите. И будьте любезны, принесите нам еще водки…

* * *

– Что, с сердцем нелады? – настороженно интересуется спаситель.

– Нет, все нормально. Так… прихватило чуток. Ерунда.

– Смотри. А то у меня и валидольчик имеется.

Я закидываю в рот крохотный огурчик и, смачно захрустев, отмахиваюсь – дескать, не обращай внимания.

– Ну, откуда этим дуракам знать, что я тридцать лет занимался единоборствами? – продолжаю прерванный разговор.

– Тридцать?

– А то! Со второго класса школы осваивал бокс, с пятого – самбо. А с первого курса училища постигал азы всех экзотических видов смертоубийства. Что с оружием, что без него – все едино. А ты, случаем, не в Рязани учился?

– Нет, – усмехается новый знакомец, – я другие бурсы заканчивал.

– Понятно. Так вот, нас в десантном училище, видать, нарочно гоняли до седьмого пота, до полного изнеможения. Чтоб на самоволки, баб и водку сил не оставалось. Да-а, нагрузочки давали – будь здоров! Это я только последние пару лет разленился, к тому же и времени на поддержание формы не остается. Но, как говаривали у нас в спецназе, навыки не пропьешь!

– Это верно, – смеется Станислав.

Его бородатый товарищ исчез сразу, едва я затеял разборку в ресторанном зале. Сам же он, представившись Станиславом Львовичем Барковым, пересел за мой столик.

Он лет на пять младше меня; среднего телосложения, ростом под сто восемьдесят. Внешность располагающая: открытое гладковыбритое лицо частенько озаряется лучезарной улыбкой; приятный голос звучит завораживающе, слова проговаривает четко – без знаменитого кубанского говора.

Официант притаранил заказанную выпивку с закуской, и меж нами потекла размеренная беседа. Я быстро распознаю в собеседнике родственную военную душу – откровенничать тот не торопится, но, судя по выправке и кое-каким приметам, лямку тянет в спецслужбе или в серьезной закрытой конторе.

Мы стремительно переходим на «ты» и непринужденно говорим на самые разные темы. Отныне даже толстопузый кавказец – владелец рынка – посматривает на меня уважительно и с опаской.

– Расскажи о себе поподробнее, – осторожно просит Станислав.

– О чем?

– Где угораздило потерять палец.

– А, ты про это, – показываю искалеченную ладонь. – Давняя и долгая история.

– А куда торопиться? Кабак закрывается в три ночи – времени целая прорва, да и деньги на выпивку имеются.

– Что-то я перебрал сегодня с выпивкой, – трогаю левую сторону груди и поднимаю рюмку: – За здоровье раненых, за свободу пленных и за красивых женщин! Ладно, слушай…