Сорока Джон и Похититель душ. Вор против Вора - Александр Александрович Винниченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Э-хей! Сладкая! Горькая! – окликнул их ЛикМик-Таг через дорогу.
Девочки повернулись одновременно и одновременно наклонили головы направо, сохранив застывший вопросительный взгляд на лице. Со стороны это казалось немного жутковато. Такой фокус они проделывали уже не впервые, т.к. сестрам нравилось наблюдать за странной реакцией обычных людей, не имевших близнецов и дивящихся подобной синхронностью.
– Мы идем к АЦ-600 смотреть закат, присоединяйтесь! – пригласил девушек Сорока, махая рукой с тремя с половиной пальцами. В правой руке он, как всегда, сжимал свою небольшую картонную коробку.
Сестры перешли дорогу на сторону, где их ждали мальчишки. За абсолютную противоположность характеров девочек прозвали Сладкой и Горькой. Сладкая, улыбчивая и нежная, подошла и не спеша поцеловала каждого из мальчишек, заставив тех разом побагроветь. «Брюнетки мне по нраву», – получив внезапный поцелуй, подумал про себя Сорока и улыбнулся.
– Здорова! – выдала Горькая Моника и с размаху хлопнула по плечу Умника, да так сильно, что он только чудом успел поймать слетевшие с переносицы очки.
Сестры тоже были из семьи второго класса, их родителям приходилось трудиться в поте лица в корпорации «Интро Индастриз», где они каждый вечер превращались в «людей после шести».
– Ты когда себе новые пальцы пришьешь? – с наглой ухмылкой обратилась к Сороке Горькая.
– Пальцы? – переспросил Сорока. – Мне они ни к чему! Во-первых, я другие не хочу, мало ли кому они принадлежали, а во-вторых, я без них выгляжу более мужественным.
Сорока скрестил руки на груди и взглянул двумя черными колодцами прямо в наглые глаза Горькой. Громко хмыкнув, курносая девочка отвернулась в сторону.
– Очень жаль! – сказала она, – Тут недавно в больницу забрали одного бродягу, так я успела приметить завидную пару пальцев на его левой руке, и сразу подумала о своем друге Сороке. Они бы тебе очень пошли! – протянула она последнюю фразу, высокомерно взглянув на левую руку Джона. Наглая острячка едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться.
– Сестра-а! – Возмутилась Сладкая, – Разве можно так говорить о пальцах на чужой здоровой руке?!
Ей, и правда, было очень неловко за свою сестру.
– Все в порядке, дамы, – отвечал Сорока своим псевдосерьезным голосом, почесывая грудь под футболкой, – Лучше той замечательной пары пальцев, владельцем которой я являлся, во век не сыскать ни вам, ни мне. Так что я, пожалуй, оставлю это место пустым как добрую память о них.
– Да надоел ты уже со своими пальцами! – выкрикнул впереди стоящий ЛикМик-Таг, – Мы идем или как?!
Толстяк в полосатой футболке, идеально облегающей его шарообразное тело, указал пухлой ручонкой в направлении высокой водонапорной башни, красовавшейся вдалеке над крышами мелких городских домов. Огромная цистерна с водой, казалось, вот-вот обрушится, сломав под собой тонкую железную трубу, которая ее справно держала вот уже много лет. Разумеется, труба на самом деле никакая не маленькая. Так тогда казалось ребятам.
Глава третья
Солнце, полное апельсинового сока, и детские тревоги
Добравшись, наконец, до башни, дети стали готовиться к непростому подъёму. Близняшки оставили своих кукол, усадив поудобней под растущим неподалеку деревом.
– Высота водонапорной башни около тридцати двух метров, – стал объяснять Умник, – Подъем непростой для десятилетки – займет не менее десяти-пятнадцати минут. Всем желающим передумать рекомендую сделать это сейчас.
– Да ладно, в первый раз что ли? – спросил в никуда Хромой, и как самый старший стал взбираться по лестнице первым, подавая пример остальным.
– Иногда его бесстрашие и хладнокровие меня пугает. – Наклонившись к Сороке, сказал ЛикМик-Таг, после чего перекрестился, кому-то поклонился и стал взбираться за другом.
– Увидимся наверху, парни, – нежно проговорила Сладкая, обращаясь к Умнику и Сороке.
– Увидимся наверху парни, – перекривляя мерзким голосом сестру, повторила Горькая.
– Я за тобой, друг – сказал Джон товарищу, легко ударив очкарика по плечу. Но Умник не придал значения данному выпаду, на его лице играло едва заметное волнение. Сорока отложил в сторону коробку с универсальным молотком и начал взбираться последним.
Когда все оказались на дистанции и подъем проходил уже около семи минут, Джон взглянул вниз посмотреть, как там обстоят дела. Его беспокоили его руки, вечно пребывающие в скользком машинном масле. От взгляда вниз, сквозь туннель ступенек и защитной сетки вдоль лестницы, немножко кружилась голова. Все вещи на земле теперь казались маленькими. Даже старый вековой дуб внезапно стал карликом. Сорока сделал глубокий вдох и продолжил подъем.
Оказавшись на вершине башни, под местами ржавой, местами красной бочкой с белой надписью АЦ-600, все шестеро уселись полукругом на край мостика, свесив ноги вниз и вцепившись руками в перила. Металлический запах, горящие от подъема ладошки и приятный прохладный ветерок июльского вечера были уже привычным сигналом начала заката для банды десятилеток.
– Апельсиновый сок. – Первой нарушила тишину Горькая.
– Что «апельсиновый сок»? – Спросил Сорока.
– Я думаю, что внутри солнца горячий апельсиновый сок с мякотью.
– Быть не может, – фыркнул Умник, – Вздор! Космический объект таких размеров и температуры…
– Ну ты представь просто… Хоть на минутку… – перебила мягким голосом Горькая.
Умник сначала удивился. Потом успокоился и, пытаясь представить подобную картину, он обратил едва утихший скептический взгляд вдаль.
– …К концу дня сок остывает и Солнцу приходится спускаться, чтобы слить старый остывший сок и залить новую порцию погорячее.
В этот раз голос Горькой звучал приятно и никому из ребят не хотелось её перебивать.
– А облака, – продолжала она, – Это некая разновидность сладкой ваты, которая легче воздуха, и потому не может коснуться земли. Видите, какой у них персиковый отлив? Вероятно, в машинку по изготовлению ваты добавляли персиковый или абрикосовый сироп.
И действительно, картина была завораживающей. Шар-исполин, доверху заполненный горячим апельсиновым соком, постепенно снижался к земле, придавая редким пышным облакам сладкой ваты свой привычный оранжево-розовый оттенок.
Под облаками – уставший город готовит там и тут различные затейливые блюда на ужин. Из окон доносится запах горячего рагу, лазаньи, домашнего пирога с черной смородиной или запеченной в духовке утки с яблоками. Улицы и крыши домов еще не успели остыть от дневного пекла – эта температура тротуаров была идеальной для любителей бегать босиком по улице. С высоты тридцати двух метров город превращался в городок, дома – в домишки, а люди – в муравьев. Впереди расстилалось небольшое