Последняя инстанция - Патрисия Корнуэлл

— Что ж, вполне здравое решение. — Ни за что не покажу, как я разочарована. — Нет смысла терять столько времени. К тому же он и не говорил, что ждал меня. Я сама ошибочно предположила.

— Да что ты? Так-таки и сама? А почему? Потому что он на такое предположение намекнул. Он тебя за нос водит, и это пустяки? Знаешь, есть такое слово: вранье. Плохая черта характера. Кто там? — Марино резко меняет тон. Кто-то стоит в дверях.

В спальню заходит женщина в полицейской форме со значком, на котором начертано: «М.И. Келлоуэй».

— Простите, — обращается она к Марино с порога. — Капитан, я не знала, что вы опять здесь.

— Теперь знаете, что дальше? — Тот сверлит ее взглядом.

— Доктор Скарпетта, я должна задать вам несколько вопросов про ту баночку. — Глаза у женщины большие и круглые, как шарики от пинг-понга — будто прыгают туда-сюда, отскакивая от нас с Марино. — Где был химикат, формулин...

— Формалин, — вполголоса поправляю я.

— Ах да, — говорит она. — Верно. То есть где конкретно находилась банка, когда вы ее схватили?

Капитан и не думает ретироваться с моей постели. Пристроился, точно это самое естественное для него место. Шарит по карманам в поисках сигарет.

— В большой комнате на кофейном столике, — отвечаю на вопрос. — Ведь я все уже рассказывала.

— Понятно, мэм. Только где именно на столике? Он довольно большой. Извините, что вынуждена вас снова побеспокоить. Просто мы пытаемся воссоздать полную картину, иначе потом будет сложнее вспоминать.

Капитан медленно вытрясает сигарету из пачки «Лаки страйк».

— Келлоуэй? — Он на нее даже не смотрит. — С каких пор вы считаете себя детективом? Что-то я не припомню вас среди своих гвардейцев. — Марино возглавляет отдел ричмондской полиции по расследованию насильственных преступлений, более известный как отдел «Альфа».

— Просто мы не знаем, где конкретно находился сосуд, капитан. — У визитерши пылают щеки.

Как видно, копы решили, что дополнительный допрос я легче стерплю от женщины, чем от мужчины. Может, товарищи послали ее сюда по этой причине, а может, просто потому, что никто другой не хотел со мной связываться.

— Заходите в большую комнату, перед вами кофейный столик. Ближний правый угол, — говорю ей. Я уже много раз это повторяла. Никакой ясности. Все помню как в тумане, действительность будто раскручена под каким-то диким углом.

— И примерно там вы стояли, когда плеснули на него химикат? — спрашивает меня Келлоуэй.

— Нет. Я находилась по другую сторону дивана. Возле вращающейся стеклянной двери. Он погнался за мной, и я оказалась загнанной в тупик.

— А потом вы сразу выбежали из дома?.. — Келлоуэй строчит в своем блокнотике.

— Через столовую, — перебиваю я. — Там у меня лежал пистолет. Незадолго до случившегося я оставила его на столе. Согласна, место неподходящее. — Голова идет кругом, меня качает будто после долгого авиаперелета. — Включила сигнал тревоги и удрала из дома. Вместе с пистолетом, с тем самым «глоком». Нечаянно поскользнулась на льду и сломала руку. Затвор взвести уже не смогла — одной-то рукой...

Это она тоже записывает. В который раз устало пересказываю все то же. Если мне опять придется отвечать на эти вопросы, я попросту выйду из себя, а еще ни один коп на свете такой сцены не лицезрел.

— Вы так и не выстрелили? — Она подняла на меня взгляд и облизала пересохшие губы.

— Я взвести его не смогла.

— Так вы не пытались выстрелить?

— Не знаю, что вы понимаете под словом «пытались». Я не смогла взвести курок.

— Но пробовали?

— Вам что, без переводчика непонятно? — взрывается Марино. У капитана такой злодейский взгляд, что при виде его на ум приходит красная точка лазерного прицела, которая касается жертвы непосредственно перед выстрелом. — Курок не был взведен, и она не выстрелила, дошло, нет? — медленно и грубо повторяет он. — Сколько было зарядов в магазине? — Это вопрос уже ко мне. — Восемнадцать? У тебя семнадцатый «глок», у него восемнадцать пуль в магазине и одна в патроннике, так?

— Не знаю, — отвечаю я. — Может, и не восемнадцать. Точно не восемнадцать. Там, в магазине, пружина тугая: тяжело взводится, когда много патронов.

— Ну да. Ты не вспомнишь, когда вообще последний раз из него стреляла? — вдруг спрашивает он.

— Последний раз на стрельбищах. Несколько месяцев прошло.

— Ты ведь каждый раз перед стрельбищами его хорошенько чистишь, правда, док? — Он даже не спрашивает, а утверждает. Марино прекрасно осведомлен о моих привычках.

— Да. — Я застыла посреди спальни, моргаю. Голова разболелась, и свет по глазам бьет.

— Вы видели пистолет, Келлоуэй? Я имею в виду, вы его досконально проверили, верно? — Он снова устремляет на нее свой лазерный прицел. — Так в чем проблема? — вскинул руку, точно отмахиваясь от какой-то досадливой мошки. — Рассказывайте, что удалось выяснить.

Та колеблется. Чувствую: не хочет передо мной разглашать следственную информацию. Вопрос Марино повис в воздухе, как туча, готовая низвергнуться на наши головы проливным дождем. Я останавливаю свой выбор на двух юбках: темно-синей и серой, вешаю их на спинку стула.

— В магазине четырнадцать патронов, — по-военному механически рапортует ему Келлоуэй. — В патроннике пусто. Затвор не взведен. На вид хорошо вычищен.

— Так-так. Значит, он не был взведен и она не выстрелила. «Была темная ночь, неистовствовала непогода, у костра сидели три индейца». Будем и дальше сказочки рассказывать или уже к делу наконец перейдем? — Марино вспотел и от жары исходит тяжким духом.

— Слушайте, мне больше нечего добавить, — говорю я. Меня вдруг совсем самообладание покинуло от этого запаха. Вспомнилось, как гадко воняло от Шандонне, даже дрожь пробила.

— Зачем вы держали дома этот сосуд? И что именно в нем находилось? Какой-то раствор, каким вы пользуетесь в морге, что ли? — Келлоуэй переместилась в комнате так, чтобы не находиться на линии взгляда капитана.

— Формалин там был. Десятипроцентный раствор формальдегида, который обычно называют формалином, — отвечаю я. — В морге он используется для консервации тканей или фрагментов органов. В данном случае кожи.

Я плеснула едкое вещество в глаза живому человеку. Покалечила его. Может быть, он ослеп навсегда. Представляю, как злодей лежит в ремнях, пристегнутый к кровати на девятом этаже Медицинского колледжа Виргинии, где у нас имеется тюремная палата. Я спаслась от смерти и не испытываю от этого факта особого удовольствия. Моя жизнь попрана.

— Значит, вы держали в своем доме человеческие ткани. Кожу. Татуировку. С того неопознанного трупа, который в порту нашли? В грузовом контейнере? — Голос Келлоуэй, скрип ручки по бумаге, шелест страниц — все напоминает о репортерах. — Не поймите меня превратно, только зачем вам понадобилась держать такое у себя дома?