Похоронный марш марионеток - Фрэнк Де Фелитта

Самолет падал прямо на голову бегуну.

Преследуемый споткнулся и упал в накатившую на берег волну, поднялся и, прихрамывая, побежал дальше. Он бежал так быстро, как только мог. Ему пришлось обогнуть кучу водорослей, забытое детское ведерко с лопаткой. Обернувшись, он мельком увидел аэроплан, который, играючи кренясь и делая повороты, летел над песчаным пляжем на высоте не более трех футов. Весь забрызганный грязью, выбившийся из сил, мужчина пополз на четвереньках, затем, шатаясь, снова поднялся на ноги.

Смутно, словно во сне, он увидел маленького Бобби Брейди, которому был всего двадцать один месяц. Малыш переваливаясь вышел на балкон крайнего дома, подошел к перилам и ухватился за прутья железной решетки.

— Опять! — радостно прокричал он. — Опять! Опять!

Наконец сквозь утреннюю дымку и яркие солнечные лучи, обратив взгляд от холмов и скалистых утесов к полосе недостроенной набережной, примыкавшей к шоссе, бегун различил неподалеку силуэт мужчины, который стоял, широко расставив ноги, с пультом дистанционного управления в руках, и руководил движением самолета.

— Идиот! — закричал бегун. — Ты что, не видишь, что делаешь?

Но мужчина, если и услышал, никак не отреагировал, даже не шелохнулся. Он накренил самолет, развернул его и вновь направил над пляжем на высоте шести футов.

Не веря своим глазам, бегун уставился на аэроплан, который стремительно увеличивался в размерах. Из двигателя вылетали струйки дыма. Он даже смог рассмотреть детали маленьких шасси. В последний миг мужчина успел нырнуть в набегавшую на берег волну. Барахтаясь в воде, он обернулся и увидел, что самолет вновь взмыл вверх, поднялся над крышами домов, сделал кульбит и начал падать прямо ему на голову.

— Опять! — закричал маленький Бобби Брейди. — Опять! Опять!

В глубине комнаты замаячила тень: мать Бобби шла посмотреть, что вызвало у ее малыша такой интерес.

Человек на набережной нажал на маленький рычаг, и аэроплан набрал скорость.

— Маньяк долбаный! — заорал преследуемый.

Теперь он снова бежал. Бежал быстрее, чем когда-либо в жизни. Он забыл о боли в ноге, забыл о достоинстве.

Он бежал неровно, как обезумевший от страха хищник, совершенно забыв о том, что надо выдерживать ритм, а за ним летел рокочущий самолет. Приблизившись вплотную к бегуну, этот рокот слился с его истошным воплем.

Преследуемый в ужасе обернулся. Он увидел детали крыльев, крохотные стойки, маленькую кабину пилота, угрожающе блестевшую в рассветных лучах. Почувствовал запах бензина и нагретого солнцем металла.

Над песком взметнулась маслянистая оранжевая вспышка. Дым, грязь, белая пена, обрывки серой ткани, куски разорванной человеческой плоти полетели на берег и под сваи дома.

Мать Бобби Брейди с криком выскочила на балкон. Ей в лицо ударили грязь и дым, и она инстинктивно схватила сына. Находясь в шоке, женщина продолжала истошно кричать.

А маленький Бобби знал, что он видел. Мальчик хлопал пухлыми ладошками, но уже не смеялся.

— Опять, — слабо хныкал малыш, тараща испуганные, полные недоумения глазенки. — Опять… — монотонно лепетал он. — Опять…

День выдался жаркий. Легкий утренний туман рассеялся, влажный песок высох. Над внутренними двориками домов кружили чайки; маленькая девочка пробовала запустить воздушного змея над пенистыми гребнями волн. Собравшаяся на берегу толпа глазела на продолговатый песчаный бугор, который полиция предусмотрительно прикрыла одеялом. Бугор был огорожен красной лентой, закрепленной на стальных столбиках; по периметру стояли, сложив руки на груди, полицейские Лос-Анджелеса.

Детективы в штатском, нырнув за красную ленту, искали что-то в песке и возле недостроенной набережной — что именно, они и сами затруднились бы сказать. Еще двое в штатском — один с металлоискателем и в наушниках — прочесывали песок.

Тридцать пять жителей окрестных домов, которых привлекло сюда любопытство, стояли в молчаливом ожидании, как и стражи порядка. Вот-вот должно было что-то произойти. И когда это «что-то» произойдет, они увидят разорванный торс недавнего бегуна.

У края шоссе остановилась «скорая». Эл Гилберт, медицинский эксперт, страдал от несварения желудка. Было только 11 утра, а он уже съел целую упаковку «Ролейдс».[17]Это была язва. Гилберт знал, что это язва. Кроме того, как врач, он знал, что для обнаружения язвы в задний проход вставляют трубку и вливают через нее барий. Симптомы тоже были ему хорошо известны. Возможно, язва кровоточила. Рана в стенке желудка может убить, как пуля «дум-дум».[18]В сознании Гилберта промелькнула кровавая картина — непроизвольно, по привычке.

Гилберт неуклюже, притормаживая левой ногой, спустился по песчаному откосу.

Вокруг ямы примерно в десять футов шириной и шесть глубиной собрались полицейские. В зоне ограждения валялись фрагменты обожженного тела, обрывки фланели, искореженные куски металла. На горячем песке виднелись пятна крови и частицы костей.

Гилберт поморщился. Уже чувствовался запах разложения. Или это гнили на солнце водоросли? Он заглянул в яму. Ее край совпадал с тем местом, где должна была быть голова.

— Эй! — окликнули его сзади.

Гилберт обернулся. Это был детектив первого класса Джон Хейбер. Хейберу было под шестьдесят, и он страдал глаукомой. Об этом свидетельствовали молочно-голубой цвет глаз и манера глядеть чуть развернув голову. Хейбер ухмыльнулся:

— Ну что, док, чувствуешь запашок? Словно нас на барбекю пригласили.

— Да, тут и осматривать нечего. Он что, на мине подорвался?

Хейбер не ответил. Гилберт окинул взглядом толпу. Любопытствующие подступали все ближе, предвкушая кульминацию кровавого утреннего ритуала. У обычно спокойных жителей окрестных домов появился неприятный блеск в глазах.

— Детектив Хейбер, прикажите своим людям собрать останки, — сухо произнес Гилберт. — Все, что найдут. Каждый волосок, каждый обломок ногтя. Пусть запечатают все в пакеты.

— Слушаюсь, сэр.

— А Сантомассимо здесь?

— Да, сэр. Есть свидетель, вернее, свидетельница. Сантомассимо и сержант Бронте сейчас беседуют с ней в доме.