Стальное сердце - Олег Дивов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаешь что, Заяц, – предложил Тим. – Давай к этому делу отнесемся профессионально. Допустим, это чистой воды утка. Но на этой утке можно сделать имя. Можно на весь Союз прогреметь. А что потом будет – наплевать.
Теперь в затылке почесал Зайцев.
– Пусть нас потом опровергает хоть Академия наук, – продолжал Тим. – А народ вполне готов скушать историю про тонкие излучения. В экстрасенсов люди верят? Верят.
– Ну, здесь же не экстрасенсы. Здесь попытка создать аппаратуру, имитирующую их способности.
– Ты пойми такую вещь, старина. Сегодня в наш обиход вошла микроволновая печка, которая волшебным образом вскипятит тебе суп в коробке из-под ботинок. И это никого не удивляет. Люди даже понять не пытаются, как она работает. А группа Полынина строит все свои генераторы на том же принципе. Только частоты другие.
– Странный тип этот Полынин, – пожаловался Зайцев.
– Да он просто очень сильный биоэнергетик, – не удержался и ляпнул Тим. И чуть язык не прикусил. Потому что Зайцев бросил на него косой взгляд. – Олежка, ты совсем экстрасенсов не воспринимаешь? – спросил его Тим сочувственно.
Зайцев поморщился.
– Слишком много шарлатанов, – сказал он. – Слишком много фокусников. Сплошь обманщики. И очень часто – не злонамеренные, а просто со сдвигом по фазе. Они в первую очередь себя обманывают.
– Ладно. Что сказал Гульнов по этому поводу?
– Сказал, будем думать. Поедешь со мной в редакцию? Ты все сдал на сегодня?
– Я все сдал навсегда, – ответил Тим. На лицо его вдруг легла тень. Он достал из кармана зачетку и по красивой высокой дуге послал ее точнехонько в урну.
Зайцев ловко поймал зачетку на лету. Тим закусил губу и отвернулся.
– Не могу здесь больше, – пробормотал он. – Здесь все ложь от начала до конца. На весь факультет два нормальных журналиста. Остальные не практикуют уже много лет или выдают такое, что уши вянут и глаза слезятся. Надоело мне.
Зайцев открыл зачетку и перелистал ее.
– Я эту сессию сдал, принципиально не готовясь ни к одному экзамену, – сказал Тим горько. – И всего две тройки. Здесь всем на все наплевать, понимаешь? Единственные, кто болеет за свой предмет, – это крепкие и твердые ленинцы. Партийно-советская печать и история КПСС.
Зайцев протянул ему зачетку.
– Оставь хотя бы на память. Все-таки это три года жизни.
– Если считать армию, то все пять, – вздохнул Тим, неприязненно разглядывая зачетку издали. Помялся и взял. – Ты знаешь, я о двух годах в армии сейчас жалею меньше, чем о трех годах на факультете. Допустим, последний год я почти не ходил – но все равно…
– Поедем, – сказал Зайцев. – Узнаем, что Гульнов надумал.
– Он осторожный, – вздохнул Тим.
– Он умный, – сообщил Зайцев наставительно. – И опытный. Он нам объяснит, как все сделать, чтобы не подставиться.
– Я ни в чем не убедил ни его, ни тебя. – Тим вздохнул еще горше.
– Тима, ну ты подумай! Мало доказательств! Мало же! Раскопаем что-нибудь серьезное, и тогда…
Тим «щелкнул». И Зайцев стал таким, какой он есть, – крепкое, прочно стоящее на ногах, очень надежное образование желтых и оранжевых тонов. Через двор факультета пролетело несколько синих грушевидных сгустков. Один из них завис над памятником Ломоносову и принялся зачем-то его изучать. Синие груши Тима не интересовали. Не получалось у них взаимности. Тим «принюхался» к Зайцеву. «Хороший парень Заяц. На него и смотреть приятно, а уж «нюхать» – как это биоэнергетики называют то, что я делаю сейчас, – вообще одно удовольствие. Только вот левая почка слабовата. Ну, это мы поправим. Заслужит пусть сначала». Тим переключился в нормальный режим.
– Ты о чем задумался так глубоко? – спросил Зайцев. – Оставь, старик, ей-богу…
– Поехали в редакцию, – сказал Тим. – Вздрючим твоего начальника как следует.
– Ты только на него слишком не наезжай. Он знает, что делает.
– Я тоже, – сказал Тим. И в сотый раз глубоко вздохнул.
* * *
– Откровенно говоря, я не очень-то силен в физиологии, – признался Тим. Сейчас он работал, но в последние месяцы это уже не мешало ему общаться. Он стал гораздо сильнее и с каждым днем все изощреннее пользовался своим даром.
Его рука мягко оглаживала живот пациентки на расстоянии нескольких сантиметров от тела. «Может быть, скоро я научусь обходиться без рук, – подумал Тим. – Только бы не распугать клиентуру. В экстрасенса, который совершает загадочные пассы, люди еще способны поверить. А если ты просто напрягся и сидишь как изваяние, то это уже черт знает что такое».
– Как это? – удивилась женщина.
– Ну… Я, конечно, знаю, что у вас две почки и они находятся ближе к спине. Печень, одна штука, вот тут где-то недалеко, в животе. Ну, сердце. Тоже одна штука. Ну, женские дела… Хотя тут-то я почти эксперт. В том, как эта система функционирует, я хорошо разбираюсь. И приведу ее в порядок, не сомневайтесь. Но это для вас так просто – печень, сердце, почки, придатки… А для меня совсем не так.
– А что же вы видите?
– Знаете, сложно описать. Человек очень непростая структура. Вот представьте себе пишущую машинку. Казалось бы, какие дела – бац по клавише, буковка пропечаталась. А на самом деле одна-единственная эта клавиша приводит в действие три цепи, у одной из которых к тому же самостоятельный привод. И попробуй разберись. Вы ведь почувствовали в целом облегчение после того сеанса?
– Да, Тимофей, это было так замечательно…
– Вот видите… Да, я сконцентрировался на вашей конкретной проблеме. Но я не мог не воздействовать на все системы в целом. Кроме того, когда одному органу полегчало, организм смог больше сил бросить на то, чтобы подтянуть остальные. Много тут всякого разного переплелось. А я-то всего-навсего пытаюсь научить вас быть нормального цвета.
– Цвета? Ой, Тимофей, а какая я?
– Разных оттенков желтого и оранжевого. Потом, эти цвета разной интенсивности и разные на ощупь. Как у большинства людей. Но это только на мой взгляд. Я подозреваю, что у каждого биоэнергетика своя палитра. Мы все очень разные. И вообще, я не хотел бы оказаться в одном ряду с другими. Я с ними и не общаюсь почти. И сам не афиширую то, что я – сенс.
Тим оторвал руку от пациентки, слегка потряс кистью в воздухе, прижал ладони к глазам и неспешно, через все уровни пси-восприятия, начал спускаться к обычной жизни. Секунд через десять он уронил руки на колени, открыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.
– Нормально, – сказал он. – Теперь жду вас в четверг, в то же время. Еще два-три сеанса, и все.
– Спасибо вам большое, – сказала женщина, садясь и застегивая кофточку. На Тима она смотрела почти с благоговением.
– Потом, – отмахнулся Тим. – Вот когда родите крепкого здорового мальчика, тогда милости просим ко мне с цветами и коньяком. А пока лучше деньгами.