Эммануэль - Эммануэль Арсан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стюардесса подошла ближе и провела щеткой по волосамЭммануэль:
– Какие у вас густые и черные волосы. Какие оттенки! Если бу меня были такие!
– А мне нравятся ваши! – воскликнула Эммануэль. О, если быее новая подруга тоже захотела бы раздеться! И следующую фразу Эммануэльпроизнесла внезапно охрипшим голосом:
– А можно принять душ здесь, в самолете?
– Конечно, но лучше немного потерпеть. В аэропорту роскошныеванные комнаты. Да, впрочем, вам не хватит времени. Через пять минут мы начнемзаходить на посадку.
Как можно было примириться с этим! Губы Эммануэль задрожали,и она потянула застежку юбки.
– Надевайте поскорее, – возразила англичанка, протягиваяЭммануэль свой подарок.
Она помогла просунуть голову в узкий ворот. Пуловер такплотно обтянул стан Эммануэль, что соски торчали под ним, словно он должен былне скрывать, а подчеркивать наготу. Стюардесса посмотрела на грудь Эммануэль,будто только сейчас ее увидела:
– Боже мой, до чего ж вы соблазнительны!
И кончиком указательного пальца она словно нажала кнопкузвонка. Глаза Эммануэль вспыхнули радостью.
– А правда ли, что все стюардессы должны бытьдевственницами?
В ответ послышался звонкий смех, а затем девушка распахнуладверь туалета:
– Поторопимся, уже горит красная лампочка. Мы приземляемся.
Эммануэль нахмурилась: у нее не было ни малейшего желанияснова очутиться рядом со своим соседом.
Аэропорт показался ей очень скучным. Да и что интересногоможет быть здесь, среди арабских пустынь! Все было никелировано,дистиллировано, стерильно, словно внутренность спутника, который как раз сейчаспоказывали сидящим перед телевизором пассажирам. Без всякого удовольствиястояла она под душем, а потом пила чай, жевала пирожное в обществе несколькихпассажиров, среди которых был и «ее пассажир».
Она смотрела на него с удивлением, пытаясь понять, что жебыло с нею за час до этого. Эпизод так плохо вязался со всей предыдущей жизньюЭммануэль. А вправду, может быть, все это ей почудилось? Ладно, что думать обэтом! Она должна просто все забыть.
Самолет преобразился за время отсутствия пассажиров. Всебыло прибрано, новые покрывала лежали на спальных местах, свежий воздухнаполнял салоны и кабины. Вошел официант. Желают ли господа чего-нибудь выпить?Нет? Тогда спокойной ночи! Спокойной ночи пожелала всем и стюардесса. И весьэтот церемониал снова восхитил Эммануэль, и она снова почувствовала себясчастливой – но уже по-спокойному, по-обычному, не так, как за несколько часовдо этого, в начале полета.
Она откинулась на спину. Ей захотелось пошевелить ногами.Попеременно она подняла их вверх, сгибая и разгибая в коленях, играя мускуламиикр, потирая лодыжки одна об одну. Она наслаждалась этой гимнастикой. Чтобычувствовать свободней, подобрала юбку.
«Разве только мои колени, – рассуждала она, – стоят того,чтобы на них смотрели? Нет, все мои ноги – загляденье. Да разве только ониодни? А как мне нравится моя кожа: она загорает легко, никогда не становитсясмуглой до черноты, а лишь слегка подрумянивается. А разве моя попка может ненравиться? А эти ягодки на кончиках моих грудей? Мне и самой хотелось бы ихпопробовать».
Свет плафона начал ослабевать, и она со вздохом натянула насебя легкое тонкое покрывало, предоставленное авиакомпанией для удобстваЭммануэль, чтобы ей легче мечталось и грезилось.
Теперь остался гореть только один ночник. Эммануэльповернулась на бок, решившись, наконец, взглянуть на своего соседа впервыепосле возвращения в самолет. И тут же встретилась с его пристальным взглядом,будто он только и ждал, когда же, наконец, повернутся к нему. Несколько минутони лежали молча, глаза в глаза. В этом молчании, в этом взгляде было что-тотакое, что привлекло Эммануэль и тогда, при первой встрече: что-топокровительственное и одновременно заинтересованное. И это опять понравилосьей. И потому она улыбнулась, прикрыв глаза. Она не могла понять, чего же ейхочется на этот раз. Но вот, как рефрен любимой песни, в ней опять зазвучало:«Ах, до чего же я хороша, до чего же соблазнительно выгляжу…» Когда мужчина,приподнявшись на локте, потянулся к ней, она открыла глаза и встретила егопоцелуй спокойно, радостно. Губы его были свежи и солоноваты, как вкус моря.
Она подняла руки, готовясь стянуть с себя пуловер. Онапредвкушала, как красиво возникнут в полумраке ее груди. И она совсем непомогала раздевать себя: разве можно было испортить ему удовольствие? Толькочуть-чуть приподняла бедра, когда он стягивал с нее трусики.
И только теперь, раздев ее полностью, он привлек Эммануэль ксебе, и начались ласки. Повсюду. От макушки до пяток. Ничего не пропуская. А ейтак хотелось поскорее заняться любовью, что у нее даже закололо сердце, икомок, подкативший к горлу, начал душить ее. Она испугалась так, что чуть былоне вскрикнула, не позвала на помощь, но мужчина снова прилип к ней, а рука егопрошла по борозде, разделяющей ее ягодицы, и палец его, расширяя узкую,трепещущую расселину, вонзился вглубь. А губы его впились в ее губы и пили,пили из этого источника… Эммануэль постанывала, не, разбирая толком, откуда этаболь: палец ли, раздирающий ее, или рот, душащий каждое движение, каждый вздох,рот, буквально пожирающий ее. И неотступно было воспоминание о том длинномизогнутом орудии, которое она держала в руках, великолепном, могучем,раскаленном, пышущем нетерпением и еле сдерживаемой мощью. И она застонала такжалобно, что ее, наконец, пожалели: она почувствовала на своем животе то мощноеи упругое прикосновение, которого она так иступленно ждала. Сильные рукиподняли ее, и вот она лежит на правом боку, лицом к проходу. Меньше метраотделяет ее от близнецов англичан.
Она совсем забыла об их существовании. И вдруг осознала, чтоони не спят и смотрят на нее. Мальчишка был ближе, но девочка почти навалиласьна него, чтобы лучше все увидеть. Затаив дыхание, они рассматривали Эммануэль,и глаза их блестели возбуждением и любопытством. Мысль, что весь этот пирсладострастия происходит на глазах у маленьких близнецов, чуть было неотправила Эммануэль в обморок, но тут же она успокоилась – ничего страшного,если они все и увидят.
Она лежала на правом боку, согнув ноги в коленях и чутьприподняв крестец. Ее соблазнитель вошел в нее сразу, одним ударом погрузившисьво влажную глубину Эммануэль до самого дна.
Горячая, взмокшая, билась Эммануэль под напором фаллоса. Ион, чтобы насытить ее, все увеличивал, казалось, и свой размер, и силу ударов.В тумане блаженства Эммануэль успела радостно удивиться, как удобно устроилсявнутри нее этот таран. Значит, подумала она, в ней ничего не атрофировалось задолгие месяцы бездействия, ведь почти полгода ни один мужчина не обжигал еесвоим жалом.