Цикада и сверчок (сборник) - Ясунари Кавабата

литература все время тяготела к нему. Сколько было за эти века подражаний! Все виды искусства, начиная от прикладного и кончая искусством планировки садов, о поэзии и говорить нечего, находили в «Гэндзи» источник красоты.

Мурасаки Сикибу, Сэй Сёнагон, Идзуми Сикибу (979–?), Акадзомэ Эмон (957–1041) и другие знаменитые поэтессы – все служили при дворе. Хэйанская культура была культурой двора – отсюда ее женственность. Время «Гэндзи-моногатари» и «Макура-но соси» – время высшего расцвета этой культуры. От вершины она клонилась уже к закату. В ней сквозила печаль, которая предвещала конец славы. Это была пора цветения придворной культуры Японии.

В скором времени императорский двор настолько обессилел, что власть от аристократов (кугэ) перешла к воинам – самураям (буси). Начался период Камакура (1192–1333). Государственное правление самураев продолжалось около семи столетий, до начала Мэйдзи (1868).

Однако ни императорская система, ни придворная культура не были уничтожены. В начале периода Камакура появилась еще одна антология вака (японские стихи) – «Новая Кокинсю» (1205), которая превзошла по мастерству хэйанскую «Кокинсю». Есть, конечно, и в ней склонность к игрословию, но главное – это дух изящества (ёэн), красоты сокровенного (югэн), сверхчувственного (ёдзё), – полная иллюзия чувств, и это сближает ее с современной символической поэзией. Поэт-монах Сайгё-хоси (1118–1190) соединил обе эпохи – Хэйан и Камакура.

Мечтая о нем,

Уснула незаметно.

И он пришел во сне.

О, если б знала,

Не стала пробуждаться.

Дорогой снов

Я неустанно

За ним иду.

А наяву

Не встретились ни разу.

Это стихи из «Кокинсю», поэтессы Оно-но Комати. И хотя стихи о снах, они навеяны реальностью. Поэзия же, появившаяся после «Новой Кокинсю», и вовсе напоминает зарисовки с натуры.

Бамбуковая роща

Наполнилась

Воробьиным гомоном.

От солнечных лучей

Цвет осени.

В саду, где одиноко,

Куст хаги облетает,

Осенний ветер.

Вечернее солнце

Садится за стеной.

А это конец Камакура, стихи императрицы Эйфуку (1271–1342). Выражая присущую японцам утонченную печаль, они звучат, по-моему, очень современно.

Стихи учителя Догэна «Чистый и холодный снег – зимой» и преподобного Мёэ «Провожающая меня зимняя луна» – и то и другое принадлежат к эпохе «Новой Кокинсю».

Мёэ и Сайгё обменивались стихами и мыслями о поэзии. «Каждый раз, когда приходил монах Сайгё, начинался разговор о стихах. У меня свой взгляд на поэзию, – говорил он. – И я воспеваю цветы, кукушку, снег, луну – в общем, разные образы. Но, в сущности, все это одна видимость, которая застит глаза и заполняет уши. И все же стихи, которые у нас рождаются, разве это не Истинные слова? Когда говоришь о цветах, ведь не думаешь, что это на самом деле цветы. Когда воспеваешь луну, не думаешь, что это на самом деле луна. Представляется случай, появляется настроение, и пишутся стихи. Упадет красная радуга, и кажется, что пустое небо окрасилось. Засветит ясное солнце, и пустое небо озаряется. Но ведь небо само по себе не окрашивается и само по себе не озаряется. Вот и мы в душе своей, подобно этому небу, окрашиваем разные вещи в разные цвета, не оставляя следа. Но только такая поэзия и воплощает Истину Будды» (из «Биографии Мёэ» его ученика Кикая).

В этих словах угадывается японская, вернее, восточная идея Пустоты, Небытия. И в моих произведениях критики находят Небытие. Но это совсем не то, что понимают под нигилизмом на Западе. Думаю, что различаются наши духовные истоки.

Сезонные стихи Догэна – «Изначальный образ», воспевающие красоту четырех времен года, и есть дзэн.

Стон горы[17]

Стон горы

1

Синго Огата чуть нахмурился, чуть приоткрыл рот, – похоже, он о чем-то задумался. Со стороны, может быть, и не видно, что он задумался. Кажется – он грустит.

Его сын, Сюити, сразу заметил это, но такое случалось часто, и он не встревожился.

Сюити понимал состояние отца – он не просто задумался. Он пытается что-то вспомнить.

Отец снял шляпу и опустил на колени, не выпуская ее из рук. Сюити молча взял у него шляпу и положил в багажную сетку.

– Э-эта, как ее… – В такие минуты Синго с трудом подыскивал слова. – Прислуга, которая недавно уехала в деревню, как ее звали?

– Каё, по-моему.

– Да, да, Каё. Когда она уехала?

– В четверг на прошлой неделе, значит, пять дней назад.

– Пять дней назад? Прислуга взяла расчет всего пять дней назад, а я уже не помню ни ее лица, ни как она была одета. Это ужасно.

Отец преувеличивает, подумал Сюити.

– Это случилось дня за два, за три до отъезда этой самой Каё. Я собрался на прогулку, стал надевать гэта и говорю: «Что это у меня на ноге, уж не экзема ли?» А Каё отвечает: «Ну что вы, просто натерли любимый мозоль». Честно говоря, меня это даже тронуло. Я, видимо, действительно натер мозоль на прогулке. Так вот, я подумал, что «любимый» ко мне относится. И растрогался. А теперь понимаю, что она говорила о «любимой мозоли». Так что умиляться было не от чего. Просто неграмотно выразилась. Это и сбило меня с толку. Я только сейчас сообразил, – сказал Синго. – Понимаешь мою ошибку?

– Понимаю.

– Ну да. Она просто неграмотно выразилась, и это сбило меня с толку.

Отец был из провинции и чувствовал себя в грамматике не слишком уверенно. А Сюити учился в Токио.

– Теперь я понял свою ошибку, а вот имени прислуги никак вспомнить не могу. Не помню ни лица ее, ни как она была одета. Каё прожила у нас, пожалуй, с полгода?

– Да.

Сюити давно привык к забывчивости отца и не выразил ему ни малейшего сочувствия.

А сам Синго, хоть уже и пора было привыкнуть, все же встревожился немного. Сколько он ни старался вспомнить Каё, ясно представить себе служанку не удавалось. Он пытался расшевелить свою память сентиментальными подробностями.

Вот и сейчас он вспоминает, как Каё, низко кланяясь, провожала его в прихожей. Вспоминает, как она сказала: «Ну что вы, просто натерли любимый мозоль».

Видя, как трудно восстановить в памяти один-единственный случай, когда прислуга, прожившая в доме полгода, провожала его в прихожей, Синго чувствует, что жизнь уходит.

2

Ясуко, жена Синго, старше его на год, ей шестьдесят три.

У них сын и дочь. Старшая – дочь, Фусако, у нее две девочки.

Ясуко выглядит молодо. Она