Королевство плоти и огня - Дженнифер Ли Арментроут

– И мы должны верить, что она достойна стать нашей принцессой, когда она в открытую отвергает тебя перед твоими людьми, и при том от нее смердит Вознесшимися? – провозгласил Лэнделл. Я сморщила нос. Я не воняю… не воняю Вознесшимися. Или да? – Когда она отказывается выбрать тебя?

– Я выбираю ее, – заговорил Кастил, и мое глупое-глупое сердце замерло, хотя я-то Кастила не выбрала. – И это все, что имеет значение.

Вольвен оскалился, и я расширила глаза при виде удлиняющихся клыков.

– Ты сделаешь это – и наше королевство падет, – прорычал он. – Я не выбирал эту суку с лицом в шрамах.

Я вздрогнула.

Я правда вздрогнула. Щеки горели, словно я получила пощечину. Не успев понять, что делаю, я подняла руку и потрогала неровный шрам на щеке.

Лэнделл опустил руку на бедро.

– Я предпочту увидеть ее мертвой, чем спокойно стоять и позволить этому свершиться.

Прошло несколько мгновений после того, как Лэнделл произнес эти слова, и волосы у меня на висках взметнулись от пронесшегося вихря.

Кресло Кастила опустело.

Раздался крик, и что-то тяжелое звякнуло о тарелку. Перевернулся стул, и Лэнделл… он больше не стоял у стола. Его тарелка больше не была пустой. На ней лежал узкий метательный кинжал. Вытаращенными глазами я проследила размытую полосу движения – Кастил придавил Лэнделла к стене, прижав предплечьем горло вольвена.

Боги богов, он способен двигаться так быстро, так тихо…

– Я просто хочу, чтобы ты знал: меня не сильно задели твои сомнения насчет того, что я намерен делать. Меня не волнует, как ты со мной разговаривал. Я не настолько не уверен в себе, чтобы меня заботили мнения ничтожных людишек. – Лицо Кастила было в нескольких дюймах от выпученных глаз вольвена. – Если бы все ограничилось этим, я бы посмотрел на это сквозь пальцы. Если бы ты остановился после того, как упомянул ее в первый раз, я бы позволил тебе спокойно уйти с твоим чрезмерным чувством собственного достоинства. Но потом ты оскорбил ее. Ты заставил ее вздрогнуть, а потом угрожал ей. Этого я не забуду.

– Я…

Кастил выбросил вперед правую руку, и то, что хотел сказать Лэнделл, оборвал булькающий звук.

– И я не смогу тебя простить.

Кастил дернул руку назад и швырнул что-то на пол. Предмет с чавканьем шлепнулся.

Я медленно приоткрыла губы, когда до меня дошло, что это за бесформенный красный комок. О боги. Сердце. Это в самом деле сердце.

Кастил отпустил Лэнделла и шагнул назад, глядя, как вольвен соскальзывает по стене, а его голова заваливается набок. Затем повернулся к столу. Его правая рука была перепачкана кровью.

– Кто-нибудь еще желает что-нибудь сказать?

По пиршественному залу эхом пронесся хор отрицания, но никто из сидящих даже не дернулся на стуле. Некоторые и вовсе посмеивались, а я… я пялилась на кровь, стекающую по пальцам Кастила и капающую на пол.

Он взял салфетку Лэнделла и направился обратно к своему креслу, рассеянно вытирая руку.

Я наблюдала за ним с колотящимся сердцем. Он сел и повернулся ко мне. Его глаза прикрыла бахрома густых ресниц.

– Наверное, ты думаешь, что это чересчур, – сказал он, уронив смятую, окровавленную салфетку на свою тарелку. – Не чересчур. Никто не посмеет говорить так о тебе или с тобой и остаться в живых.

Я уставилась на него.

Он откинулся на спинку кресла.

– По крайней мере, я дал ему быструю смерть. В этом есть некоторое достоинство.

Я не знаю, что сказать.

Не знаю, как к этому относиться. О боги, он только что голой рукой вырвал сердце из груди вольвена!

Стоявшие у двери стражники забрали Лэнделла, а один из мужчин за столом спросил:

– Так когда же свадьба?

Вопрос приветствовали смехом, и на губах Кастила появился намек на улыбку. Он наклонился ко мне.

– Обе половины твоего лица прекрасны. Каждый дюйм восхитителен. – Он поднял ресницы, и я оказалась в плену его пристального взгляда. – Это было правдой, когда я сказал тебе об этом в первый раз, это по-прежнему правда сегодня и это будет правдой завтра.

Я разомкнула губы в резком вдохе и чуть не потянулась к лицу, но вовремя остановилась. Каким-то образом, привыкая к тому, что меня видят без вуали Девы, я забыла о шрамах, хотя никогда не думала, что такое возможно. Я уже много лет их не стыдилась. Они служат доказательством моей силы, напоминанием об ужасном нападении, которое я пережила. Но, впервые снимая вуаль перед Кастилом, я боялась, что он согласится с герцогом Тирманом. Как согласилось бы большинство людей, увидев меня без вуали или глядя на меня сейчас.

Герцог всегда говорил, что одна половина моего лица – шедевр, а другая – кошмар.

Но когда Хоук – Кастил – увидел бледно-розовый рваный шрам, который начинается от линии волос, перерезает висок и заканчивается у носа, и другой, короче и выше, протянувшийся через лоб и бровь, он сказал, что обе половины прекрасны как единое целое.

Я поверила ему тогда. Впервые в жизни я почувствовала себя красивой, что мне тоже было запрещено.

И да помогут мне боги – я по-прежнему ему верю.

– То, что он сказал, было больше, чем оскорбление. Это была угроза, а я такого не потерплю, – закончил Кастил, откинулся на спинку и взял бокал той же рукой, которой не так давно вырвал сердце из чужой груди.

Мой взгляд упал на кинжал, по-прежнему лежащий на тарелке Лэнделла. То, что вольвен пытался сделать этим кинжалом, не должно было стать потрясением. Как будто я не знаю, что многие из сидящих за этим столом предпочли бы видеть меня порезанной на куски. Я не в безопасности здесь, но все они видели коридор, ведущий в этот зал. Они должны знать, что случится, если ослушаться Кастила.

В глубине души я по-прежнему недооцениваю их ненависть ко всему, что напоминает им о Вознесшихся. А я еще как напоминаю, хотя и не сделала им ничего плохого, кроме как защищаясь.

За столом возобновились беседы. Тихие обсуждения, более громкие. Смех. Как будто ничего не случилось. Меня это обескуражило. Но в том, что именно выбило меня из колеи, я не смогла признаться даже самой себе.

Киеран прочистил горло.

– Пенеллаф, не хочешь вернуться в свою комнату?

Вопрос вырвал меня из задумчивости, я на секунду промедлила с ответом.

– Ты имеешь в виду в мою камеру?

– Там гораздо удобнее и даже близко так не сквозит, как в темнице, – возразил он.

– Камера есть камера, неважно, насколько она удобная.

– Я точно помню, что мы об этом уже говорили, – заметил Кастил.

Я перевела взгляд на него.