Во все глаза. Секретная книга для тех, кто хочет сохранить или исправить зрение - Юрий Гусев

Несмотря на то, что такое осложнение, как эндофтальмит, встречается редко, от него никто не застрахован. Он может возникнуть после любой проникающей операции на глазном яблоке. Поэтому мы тщательно обследуем пациентов перед вмешательствами, проверяя, нет ли инфекционных и аутоиммунных процессов в их организме. Пациенту следует вылечить все острые и компенсировать хронические заболевания, сделать флюорографию, посетить стоматолога и ЛОР-врача, чтобы исключить любые воспалительные процессы. Полный лист обследования выдаст глазной хирург перед операцией. Хорошее состояние общего здоровья позволит снизить риски послеоперационных воспалений и других осложнений.

Диссертацию по эндофтальмитам я защищал вместе с японским офтальмологом Кодо Окуяма. В настоящие дни это почитаемый офтальмохирург в Японии, профессор, владелец известной глазной клиники в Токио. Кодо Окуяма – врач в 4-м поколении. Когда-то он начинал работать обычным терапевтом в семейной клинике и офтальмологом быть не собирался. Но однажды прочитал в газете заметку о Святославе Фёдорове, как он хирургически исправляет близорукость алмазным ножом. И Кодо решил, что японцам нужно привезти эту новую технику, чтобы помочь как минимум трети из них избавиться от очков.

Прадед, известный японский врач Хиромо Окуяма учил правнука: «Не женись по любви и не бери в долг, новое в медицине проверяй на себе». Следуя совету предка, Кодо написал Фёдорову и приехал на операцию, чтобы убрать свою высокую близорукость. Святослав Николаевич сам сделал японцу кератотомию, оставив по показаниям небольшую миопию, а потом взял к себе в ученики.

Темой кандидатской диссертации Кодо было изучение организации радиальной кератотомии на автоматической «Линии прозрения». Организация офтальмологического конвейера, где несколько хирургов по очереди делают операции сразу многим пациентам, отвечая каждый за свой этап, была одной из многих незаурядных идей Святослава Николаевича. Кодо первым перевез эту идею, как и саму фёдоровскую технику хирургического лечения миопии алмазным ножом, в Японию.

В институт Фёдорова поучиться и обменяться опытом приезжали врачи из многих стран и союзных республик. За время моей работы там побывали молодые хирурги из Болгарии, США, Туркмении, Казахстана, Киргизии.

Святослав Николаевич выстроил в институте крепкую мотивационную систему. Врачей и весь медицинский персонал поощряли премиями за количество и качество операций, за научную работу, а особенно за рационализаторские предложения и изобретения, причём на каждом этапе реализации. Все было очень правильно и справедливо выстроено.

Качеству лечения уделялось самое пристальное внимание. В институте был организован отдел врачебного контроля, который дополнительно проверял всех пациентов перед выпиской. Врач отдела контроля был беспристрастным арбитром, оценивающим результаты лечения. По результатам проверки лечащему врачу выставлялась оценка, от которой зависела заработная плата. Если результаты были недостаточные, врача штрафовали и требовали провести анализ неудовлетворительного лечения – объяснить недостаточную эффективность или наличие осложнений. Таким образом у всех нас был сформирован стимул оперировать с высоким качеством.

Ещё Фёдоров придумал разделить хирургов на бригады, в среднем по 5 человек. В каждой был бригадир, который отвечал за выполнение поставленных планов по объему операций и за качество лечения пациентов. Зарплата у него была выше, но и ответственности больше. Я тоже был таким бригадиром, когда мы в большом количестве выполняли кератотомии. И стремился к высокому качеству операций, чтобы пациенты были довольны. Этот новаторский опыт мне очень пригодился в жизни.

Зарплата молодых хирургов института по тем временам была существенно выше, чем у врачей в других больницах, педагогов и служащих. Мы гордились и тем, что делали, и тем, сколько за это получали. Да, мы очень много работали – выходили в 6–7 вечера из операционной, писали истории болезней, проверяли пациентов, а ранним утром бежали на работу, чтобы снова их осмотреть. Но такая интенсивная работа была в радость и в удовольствие, ведь мы давали огромному количеству людей со всех концов страны возможность видеть этот мир во всей его красе.

Мы стремились заниматься наукой. В институте проводились прекрасные конференции, делалось много передовых разработок. Когда наши ведущие хирурги и профессора ездили по обмену опытом за границу и затем докладывали нам увиденное и услышанное, Святослав Николаевич всегда грамотно комментировал и подхватывал новое. Идеи в его светлой голове рождались на ходу, многие из них тут же брали для изучения, разработки и внедрения в институте.

До сих пор некоторые технологии проведения глазных операций Фёдоровского института считаются передовыми во всем мире. Хирурги в других странах позаимствовали у нас очень много приемов, техник, видов лечения и, в том числе, хирургических материалов. В частности, дренажи при глаукоме практически в том же виде используют и по сей день. Факичные линзы, имплантируемые в глаз без удаления хрусталика, были придуманы именно у нас. Эта технология легла в основу производства современных аналогичных линз. Именно у Фёдорова был первый успешный опыт производства искусственных хрусталиков, впервые появились интраокулярные линзы со светофильтром желтого цвета, было создано много интересных приборов.

Интересно, что несмотря на достаточно жёсткую мотивацию и работу на результат, нездоровой конкуренции меж нами не было. Святослав Николаевич смог создать в коллективе здоровую дружелюбную атмосферу. Время было очень интересное, мы работали сплоченной командой, все время двигаясь к новому и неизведанному.

Я очень благодарен институту Фёдорова и лично Святославу Николаевичу за прекрасную школу. Я научился не только оперировать, я научился работать на результат, постоянно развиваться и совершенствоваться, не бояться нового, отвечать за свою работу и всему тому, что позволяет мне много лет оставаться в своей профессии на острие. И самое главное – это сотни людей, которым я сохранил или восстановил зрение и помог снова смотреть во все глаза.

Когда-то давно я лечил одного летчика. Он, как и все пилоты, страстно любил небо и не мог жить без своей работы. Но у него снизилось зрение, и это грозило лишением лицензии на очередной медицинской комиссии. Близорукость, конечно, была незначительная. Если бы это был человек какой-то банальной профессии, можно было выписать ему очки и ограничиться этим. Но зная, что у человека из-за зрения решается судьба, я его прооперировал, и он смог вернуться в небо. И это не конец истории. Спустя лет десять он приехал ко мне снова и привез двоих своих детей с той же проблемой. Это не удивительно – нередко нарушение зрения передается по наследству. Молодые люди – дочке 21 год, сыну 1–8 лет – любили отца, восхищались им и очень хотели связать свою жизнь с авиацией. Но они оба не смогли бы пройти медкомиссию из-за близорукости. Парень мечтал поступить в летное училище, то есть должен был быть абсолютно здоровым. До вступительных экзаменов было еще полгода, и мы сразу прооперировали обоих. У нас все получилось: даже опытный врач на комиссии не смог определить, что когда-то была проведена операция. Мечты сбылись, сейчас он летчик, а его сестра стюардесса.