Общество мертвых пилотов - Николай Горнов

В этот раз Беляков закончил отчет всего за полчаса. Даже переписывать ничего не пришлось, как это бывало с ним неоднократно. Разгоряченный успехами, он решительно растолкал задремавшего секретчика – старшего прапорщика Куклю.

– Что, уже? – удивился тот и протяжно зевнул. – Чё так быстро?

Беляков пожал плечами и молча бросил на стол два листочка, густо исписанных аккуратным, но очень мелким почерком. Кукля суетливо подколол их в папку, прошил, расписался, подышал на печать и поставил синий оттиск. Папку сразу спрятал в сейф и закрыл дверцу на два замка. Гриша невольно проследил за всеми его манипуляциями, потом обернулся и вопросительно посмотрел на Кашина. Тот в ответ наморщил лоб и прикусил кончик шариковой ручки. Значит, дожидаться не имеет смысла. Дальше им не по пути. Кашина ждут дома, а Гришу ждет только темное офицерское общежитие, где даже лампочка перед входом позавчера перегорела…

Старшина-дневальный даже не попытался встать на тумбочку. Только покосился на товарища лейтенанта и молча приложил палец к носу. Беляков чертыхнулся. И когда только успел отморозить? И мороз-то плевый, не ниже тридцати пяти. Впрочем, это не важно. Поболит – и перестанет. Разве что кожа сойдет, но это невеликая потеря. Хуже, что опять вернулась жажда. Так бывает. Иногда Белякову еще почти сутки после приземления с Высоты неудержимо хотелось пить…

Свет в своей комнате он зажигать не стал, чтобы не разбудить соседа – лейтенанта Путинцева. Стакан и графин можно и в темноте найти. Трудно промахнуться и мимо кровати. Вся комната – двенадцать квадратов на двоих. Впрочем, соседство с Путинцевым Гришу устраивало. Витя – парень уравновешенный и неболтливый. Потомственный военный. Отец вышел в отставку из морской авиации. В транспортной авиации служит до сих пор его дядя. Да и старший брат, окончив в свое время то же Качинское летное училище, взлетает и садится сейчас на мысе Шмидта. В общем, лейтенант Путинцев родился за штурвалом самолета. Оттого, наверное, Высота не вызывала в нем никаких неуставных эмоций…

Гриша растянулся на своей койке и прикрыл глаза. Из головы никак не шел Гольдберг. Отсутствовал тот не долго. Не больше часа. А потом опять стал барабанить в дверь. Пришлось снова впустить.

– Гриша, я знаю, как нам все устроить, – заявил Гольдберг с порога.

– Кому – нам? – равнодушно уточнил Беляков. – Лично меня с вами ничего не связывает.

– Не придирайтесь к словам, Гриша. – Гольдберг заговорщицки подмигнул. – Нам, вам, им, – какая разница? Давайте сядем и соберем вместе факты. Что мы имеем на сегодняшний день? А имеем мы, я вам скажу, довольно непростую в своей сути ситуацию. Собственному руководству, как вы догадываетесь, я регулярно докладываю о наших контактах. Вы, по неизвестным мне причинам, о таковых категорически умалчивали. Вы спросите меня: и что? А я вам отвечу. Рано или поздно в вашем КГБ все это сопоставят и сделают необходимые выводы. Да, да, сделают, можете не сомневаться. Я вас уверяю, Гриша, не нужно никого недооценивать. Любая, даже самая секретная информация, имеет свойство просачиваться сквозь стены. И толщина этих стен не имеет ровно никакого значения. Я знаю массу примеров, когда люди засыпались на еще больших мелочах. Могу даже рассказать вам несколько. Впрочем, нет. Не стану отнимать ваше драгоценное время и расскажу только одну поучительную историю. Анекдот, по-вашему. Хотите?

– Не хочу.

– А я все равно расскажу. – Гольдберг хихикнул. – В этой истории есть очень великая доля правды. Вы слушайте, слушайте, не отворачивайте лицо. Этой историей однажды решили повеселить нашего Ронни, так с тех пор он ее повторяет как заведенный на всех своих брифингах для прессы. Было, в общем, так. Приехал однажды агент из Нью-Йорка в Ирландию. Но ему успели передать лишь, что местного агента зовут Мэрфи. А еще успели сказать пароль: «Какой хороший день, но вечер будет лучше». Заходит он, значит, в паб ирландского городка, заказывает виски и осторожненько так интересуется: а где я могу найти некоего Мэрфи? Бармен наливает ему порцию и говорит: если вам нужен Мэрфи-фермер, то он живет в двух милях по дороге за юг; если Мэрфи-сапожник, то он живет в соседнем доме; да и моя фамилия, кстати, тоже Мэрфи. Агент понимает, что выхода нет, залпом выпивает виски и произносит как бы в потолок: хороший сегодня день, но вечер будет еще лучше. Бармен развел руками и говорит: а-а, понял, это вам нужен Мэрфи-шпион… И что вы смотрите на меня так грустно, Гриша? Вам не смешно?

– Не очень, – признался Беляков. – Анекдот у вас с длинной бородой. В смысле, старый. У нас есть очень похожий.

– Про агента КГБ?

– Нет, про агента ЦРУ. Только не в Ирландии, а в Советском Союзе. У нас его спустили с лестницы. А пока он катился, то узнал, что ошибся адресом. Шпион Вася жил этажом выше.

– Видите, как много общего у наших народов! – усмехнулся Гольдберг. – В общем, я думаю, Гриша, что прятать голову в песок совершенно глупо. Но и сознаваться во всем спустя месяц тоже глупо. Что вы скажете своему КГБ? Там же ни на секунду не усомнятся, что я вас уже перевербовал. Вас даже слушать не станут, Гриша. Сразу отправят на лесоповал.

Белякову стало вдруг душновато. Такой вариант развития событий ему в голову почему-то не приходил. Ну почему, действительно, он не упомянул о Гольдберге? Надеялся, что разберется с настырным американцем самостоятельно. Не получилось. А теперь Гольдберг, похоже, прав. Рано или поздно, ему придется отвечать за свою самодеятельность. По всей строгости, как говорится, советских законов. Какова на самом деле их строгость Гриша представлял довольно слабо, но догадывался. Не вчера родился…

– Вы только не волнуйтесь, Гриша, – успокаивающе закудахтал Гольдберг. – Давайте, мы сделаем вид, что встретились только сегодня. И сегодня вы сможете смело доложить своему КГБ о том, что в зоне вашей ответственности объявился некий подозрительный человек. Зовут – Боб Гольдберг. Уверяет, что студент из Чикаго. А я, со своей стороны, гарантирую изъятие и уничтожение всех своих прежних донесений. Вас устраивает такой вариант?

– С какой это радости вам разрешат уничтожать документы?

– Ну, так делается иногда. В редких случаях. Для того, например, ну… скажем, чтобы обеспечить прикрытие…

У Белякова сразу обозначились скулы, и Гольдберг поспешил уточнить:

– Я вовсе не собираюсь вербовать вас, Гриша. Завербовать и как бы завербовать – это, поверьте, совсем не одно и то же. Я прекрасно все понимаю, и знаю про ваши, Гриша, высокие идеалы коммунизма, хотя, лично мне, например, мои идеалы не мешают поддерживать хорошие отношения с департаментом внешней разведки в правительстве государства Израиль. Я уже так долго живу, Гриша, что видел много того, о чем вы даже не догадываетесь. И в вашей Москве я тоже бывал. У меня вообще, если говорить откровенно, сложилось такое впечатление, что Советы долго не протянут. Еще лет десять. Максимум – пятнадцать… Не сочтите, Гриша, мой прогноз за пропаганду, но дальше – мрак. Все просто рухнет.

– А вы-то чему радуетесь? – Беляков хмыкнул. – Тому, что останетесь без работы?