Убивая Еву - Люк Дженнингс

Одна из уникальных способностей Вилланель, послужившая несомненным плюсом в глазах нынешних работодателей, – ее фотографическая память. В течение получаса она читает текст про Греко и, когда чтение завершено, помнит каждую страницу, словно держит ее перед собой. Это исчерпывающий портрет личности, собранный из полицейских документов, отчетов о слежке, судебных протоколов и сообщений информаторов. При всем этом портрет огорчительно краток. Хронология карьеры Греко. Психологический портрет из ФБР. Детали – в основном гипотетические, – касающиеся его семейных дел, личных привычек и сексуальных наклонностей. Список недвижимости, записанной на его имя. Все, что известно об обеспечении его безопасности.

Этот портрет рисует человека строгих вкусов, который питает патологическое отвращение к публичности и чрезвычайно искушен в навыках ее избегать – даже в эпоху массовых коммуникаций. Но в то же время его власть не в последнюю очередь основана на репутации. Свирепость Греко считается беспрецедентной даже в регионе, где пытки и убийства – рутинное дело. Всякий, кто осмелится встать у него на пути или поставить под сомнение его авторитет, будет ликвидирован, причем с показной жестокостью. Конкурентов расстреливают вместе с их семьями, а стукачей находят с перерезанной глоткой и торчащим из зияющей раны языком.

Вилланель переводит взгляд на город за окном. Слева – силуэт Эйфелевой башни на фоне вечернего неба. Справа – мрачная масса Монпарнасской башни. Вилланель размышляет о Греко. Сопоставляет изящество его личности с барочными кошмарами его действий и приказов. Есть ли способы использовать это противоречие в своих интересах?

Она перечитывает документы, выискивая в каждой строчке возможные пути проникновения. Главная резиденция Греко – имение в горной деревне неподалеку от Палермо – настоящая крепость. Там, под защитой верных и бдительных телохранителей, живет его семья. Его супруга Калоджера редко покидает территорию; дом его единственной дочери Валентины – в соседней деревне, она замужем за старшим сыном ближайшего помощника отца. Там говорят на своем диалекте и к чужакам с давних пор относятся враждебно. Тех, с кем желает встретиться Греко – членов дружественных кланов, потенциальных партнеров, портного, парикмахера, – приглашают в имение, где обыскивают и, если надо, разоружают. Когда Греко уезжает из дому, чтобы навестить любовницу в Палермо, его неизменно сопровождают вооруженный шофер и по меньшей мере двое телохранителей. У этих поездок, по всей видимости, нет четкого расписания.

Впрочем, один текст вызывает у Вилланель особый интерес. Это вырезка пятилетней давности из газеты «Коррьере делла Сера» – о происшествии в Риме, при котором едва не погиб один из ее штатных корреспондентов. Сам журналист по имени Бруно де Сантис сообщает: «Я выходил из ресторана в Трастевере, когда увидел, как на меня по встречной полосе мчится машина. Очнулся уже в больнице, чудом выжил».

Де Сантис недвусмысленно связывает покушение на свою жизнь с напечатанной в «Коррьере» месяцем ранее статьей о молодой сицилийской сопрано Франке Фарфалья. В статье он критикует Фарфалья за то, что та приняла денежную помощь на обучение в миланской академии при театре Ла Скала от Сальваторе Греко, «пресловутого босса организованной преступности».

Статья, конечно, смелая, если не сказать больше, но ее автор Вилланель не интересует. Куда больше волнует, откуда вдруг у Греко такая щедрость к Фарфалья – пусть даже он и может позволить себе сколько угодно таких жестов. Что это: любовь к опере, желание помочь талантливой местной девушке раскрыть свой потенциал или куда более приземленная страсть?

Поиск в Интернете дает массу фотографий Фарфалья. На вид – властная, с горделивыми, строгими чертами, она выглядит старше своих двадцати шести. Некоторые фото опубликованы на собственном сайте певицы, где также есть полная история ее карьеры по сегодняшний день, подборка рецензий и расписание концертов на ближайшие месяцы. Просматривая список ангажементов, Вилланель делает паузу. Прищурившись, она кончиком пальца касается шрама на верхней губе. Затем кликает на ссылку и попадает на сайт палермского Театро Массимо.

Обучение Оксаны заняло почти год.

Поначалу это был сущий кошмар. Шесть недель физической подготовки и рукопашного боя на пустынном, продуваемом всеми ветрами островке в Эссексе. Ее привезли в начале декабря. В наставники к ней определили Фрэнка, бывшего инструктора из морского спецназа, жилистого, скупого на слова человека лет шестидесяти со взглядом холодным, как Северное море. В любую погоду он носил один и тот же выцветший хлопковый спортивный костюм и пару старых кроссовок. Фрэнк не знал жалости. Месяцы в добрянском СИЗО истощили Оксану, она потеряла форму, и первые две недели нескончаемого бега по прибрежным болотам, когда в лицо тебе лупит мокрый снег, а в ботинках хлюпает жирная грязь, казались сущей пыткой.

Ее поддерживала решимость. Что угодно, даже смерть от переохлаждения в болоте – всё лучше возвращения в русскую тюрьму. Фрэнк понятия не имел, кто она такая, и ему было наплевать. Перед ним стояла одна задача – привести ее в состояние боевой готовности. В течение всего курса она жила в сборном ниссеновском домике на островке, покрытом грязью и галькой, – дамба длиной в четверть мили связывала его с сушей. В годы холодной войны тут размещалась станция раннего предупреждения, и на острове по-прежнему лежала мрачная тень, напоминавшая о его былом апокалиптическом предназначении.

В первую ночь Оксана так замерзла, что не могла заснуть, но потом усталость взяла свое, и следующим вечером она уже к девяти, закутавшись в единственное одеяло, забылась мертвым сном. А в четыре утра Фрэнк пинком распахивал дверь из гофрированного железа, бросал дневной рацион – как правило, воду в пластиковой бутылке и пару банок консервов из мяса и овощей – и выходил, давая ей натянуть футболку, армейские штаны и ботинки, не успевшие просохнуть со вчерашнего дня. Потом два часа пробежек – через остров по топкой серой грязи или вокруг острова вдоль подмерзшей границы прилива, – и они возвращались в домик, чтобы заварить чай и разогреть в котелке консервы на маленькой гексаминовой плитке. К восходу они уже снова были на ногах, меся грязь, пока Оксану не начинало рвать от изнеможения.

Ближе к вечеру, когда опускалась темнота, они отрабатывали приемы рукопашного боя. За многие годы Фрэнк выработал свою систему, усовершенствовав и объединив элементы джиу-джитсу, уличной драки и других дисциплин. Акцент он ставил на импровизацию и скорость, а поединки нередко проводились по колено в морской воде, где грязь с галькой коварно скользили под ногами. Увидев, что Оксаниного английского недостаточно, Фрэнк стал тренировать ее исключительно практикой. Научившись от отца основам спецназовской техники, Оксана полагала, что в умении драться она не полный профан, но Фрэнк, казалось, предугадывал любое ее движение – с небрежной легкостью он отражал удары, вновь и вновь окуная ее в ледяную воду.

Ни к кому в жизни Оксана не испытывала такой ненависти, как к этому бывшему десантнику-инструктору. Никто и никогда – даже в пермском детдоме и добрянском СИЗО – столь систематически не подвергал ее оскорблениям и унижениям. Ненависть переросла в еле сдерживаемое бешенство. Ее зовут Оксана Борисовна Воронцова, и живет она по правилам, к пониманию которых даже приблизиться способны лишь единицы. Она еще покажет этому angliyskomu ublyudku, этому членососу, даже если это будет стоить ей жизни.