Лучший день в жизни - Даниэла Стил

– У нас на натуре забастовка, бунтуют звукачи. Лиз улетела вчера ночью. Мне тоже сегодня же надо быть там, встретиться с профсоюзом, а с Джеком остаться некому. У экономки умерла мать, сколько сама она проторчит в Сиэтле с больным отцом, неизвестно. Она только что позвонила мне, вывалила все разом, а у меня через два часа самолет!

Коко слушала и хмурилась. Ей совсем не хотелось увязывать слова сестры в единое целое, прослеживать в них логику. Коко уже доводилось быть на подхвате, восполнять пробелы там, где у сестры не сходились концы с концами. Поскольку Джейн была убеждена, что личной жизни у Коко нет, то всегда ждала, что сестра придет на выручку, закроет собой брешь. А Коко не могла отказать сестре, которую с малых лет побаивалась. Зато Джейн говорила «нет» не моргнув глазом и кому угодно, чем отчасти и объяснялся ее успех. В лексиконе же Коко это слово упорно не приживалось, а Джейн, прекрасно зная об этом, пользовалась слабостью сестры при каждом удобном случае.

– Если хочешь, я могу приезжать и выгуливать Джека… – нерешительно предложила Коко.

Ты же знаешь, так не пойдет, – с досадой перебила ее Джейн. – Когда дома никого нет, по вечерам он тоскует, целыми ночами воет и бесит соседей. И потом, должен же кто-то присматривать за домом.

Пес Джейн был здоровенным, размерами чуть ли не с болинасский дом, но Коко не отказывалась приютить его, если понадобится.

– Хочешь, чтобы он пожил у меня, пока ты не подыщешь замену экономке?

– Нет! – отрезала Джейн. – Мне надо, чтобы ты пожила у меня.

Эти слова – «мне надо, чтобы ты…» – Коко слышала за свою жизнь миллион раз, не меньше. Не «пожалуйста, сделай одолжение», «не могла бы ты», «ты не против», «очень тебя прошу», а «мне надо», и точка. Черт! Еще одна возможность в кои-то веки сказать «нет». Коко открыла рот и не издала ни звука. Мельком взглянув на Салли, она заметила, что собака смотрит на нее с недоверием.

– И не надо на меня так смотреть, – сказала ей Коко.

– Что? С кем это ты там болтаешь? – скороговоркой выпалила Джейн.

– Не важно. А почему он не может побыть пока в моем доме?

– Потому что он любит жить в своем и спать в собственной постели! – Джейн оставалась непреклонной.

Коко страдальчески закатила глаза. До дома клиента оставался всего один квартал, опаздывать ей не хотелось, но интуиция подсказывала, что придется. Влияние сестры она ощущала, словно притяжение Луны, которой подчиняются приливы, – как некую силу, сопротивляться которой невозможно.

– И я предпочитаю собственную постель, – возразила Коко, пытаясь придать своим словам убедительность, но заранее зная, что никого не убедит, а в особенности Джейн. В Нью-Йорке им с Элизабет предстоит провести месяцев пять. – Не могу же я пять месяцев сторожить твой дом, – с внезапно накатившим упрямством добавила Коко. Съемки фильмов иногда затягиваются на полгода, а то и дольше.

– Прекрасно. Найду кого-нибудь другого. – Голос Джейн звучал так недовольно, словно Коко была напроказившим ребенком. Этот способ всегда срабатывал, сколько бы Коко ни напоминала себе, что давно выросла. – Но за час до вылета мне просто не хватит времени. Я обо всем позабочусь, когда буду в Нью-Йорке. Господи, можно подумать, я тебя в наркопритон посылаю! Да тебе, считай, повезло пожить по-человечески месяцев пять или шесть. И тратить время на дорогу не придется. – Джейн умела впарить любой товар, но Коко не желала становиться доверчивой покупательницей. Дом сестры, великолепный, безупречный и холодный, она ненавидела. Его фотографировали для всех до единого интерьерных журналов, а Коко в нем всегда было неуютно: негде свернуться клубочком, негде притулиться вечером. И повсюду такая стерильная чистота, что страшно не только есть, но и дышать. В отличие от Джейн и Лиз, фанатичной поклонницей порядка Коко не была, тогда как их любовь к чистоте доходила до крайности. Коко предпочитала удобный легкий хаос и не возражала, если в доме порой воцарялся творческий беспорядок. От этого Джейн буквально выходила из себя.

– Несколько дней еще куда ни шло, самое большее – неделю. Но за это время ты обязательно должна кого-нибудь найти. Я не хочу месяцами жить в твоем доме, – твердо сказала Коко, чтобы сразу расставить все точки над i.

– Ясно. Сделаю все, что смогу. Только выручи меня, будь добра. Когда ты сможешь заехать за ключами? Я еще хочу показать тебе нашу сигнализацию – мы добавили несколько функций, а с ними так просто не разберешься. Только ни в коем случае ее не отключай! Еду для Джека забирай из «Псовой столовой» – ее готовят дважды в неделю, по понедельникам и четвергам. И не забудь, мы сменили ветеринара, теперь у нас доктор Хадзимото с Сакраменто-стрит. На следующей неделе у Джека повторная прививка.

– Хорошо хоть детей у вас нет, – сухо заметила Коко, разворачивая машину. Уж лучше опоздать, зато сразу покончить с наставлениями сестры. Иначе Джейн запилит ее до помешательства. – С детьми по съемкам не разъездишься.

Ребенка Джейн и Лиз заменял их бульмастиф, которому жилось лучше, чем некоторым людям, – со специально приготовленной едой, дрессировщиком, грумером, приходящим на дом купать его. А уж внимания псу доставалось больше, чем многие родители уделяют детям.

Коко подкатила к дому сестры, возле которого уже ждал лимузин, чтобы отвезти Джейн в аэропорт. Заглушив двигатель, Коко поспешно выскочила из машины, оставив Салли с любопытством глазеть в окно. Ближайшие несколько дней ей предстояло провести в приятной компании. Бульмастиф Джек был втрое здоровее Салли, и, гоняясь друг за другом, собаки угрожали перевернуть вверх дном весь дом. Надо бы пустить их поплавать в бассейне, мелькнуло у Коко. Во всем доме она любила только гигантский проекционный экран в спальне. На нем было удобно смотреть кино. Экран занимал целую стену просторной комнаты.

Коко позвонила в дверь, и Джейн тут же открыла, прижимая к уху мобильник. Обругав в телефон профсоюзы на чем свет стоит, Джейн отключилась. Две женщины, стоящие лицом к лицу, были удивительно похожи: обе рослые, тонкие в кости, с красивыми лицами, в подростковые годы обе успели поработать моделями. Самой примечательной разницей между ними было то, что Джейн словно состояла из острых углов и носила прямые светлые волосы собранными в длинный хвост, а у Коко были распущенные рыжеватые волосы, чуть более мягкие черты и улыбка в глазах придавали ей женственности. Джейн всем своим видом служила напоминанием о стрессе, в ней всегда чувствовалась излишняя резкость, даже в детстве, но те, кто был близко знаком с ней, знали: несмотря на острый как бритва язык, Джейн добра и порядочна. Что, впрочем, не отменяло ее несгибаемости, так хорошо известной Коко.

С черными джинсами и черным кожаным пиджаком Джейн надела черную футболку, в ее ушах поблескивали бриллиантовые серьги-гвоздики. Коко была в белой футболке, джинсах, подчеркивающих стройность ее длинных изящных ног, и кроссовках, необходимых для работы; рукава наброшенного на плечи легкого свитерка она завязала на шее. Из них двух Коко выглядела определенно моложе. Изысканность Джейн слегка старила ее, тем не менее обеих можно было назвать яркими женщинами, поразительно похожими на их знаменитого отца. От матери, невысокой и чуть полноватой, Джейн унаследовала цвет волос, а медные локоны Коко напоминали о поколении дедушек и бабушек, так как у Базза Баррингтона волосы были иссиня-черными.