Музы героев. По ту сторону великих перемен - Наталия Сотникова

— Улыбайтесь, дорогая, — нашептывала на ухо невесте мадам де Буажелу, закрепляя на ее волосах испанскую мантилью из старинных кружев. — Для таких красавиц как вы личная жизнь с замужеством не заканчивается, а только начинается! Теперь вы обретаете истинную свободу!

Тереза прекрасно понимала, о чем идет речь. Девен де Фонтене не относился к числу тех мужчин, с которыми она в своих девичьих мечтах хотела бы пойти под венец, но в супружестве с ним приобретала статус знатной дамы, доступ в избранные салоны Парижа, недурную финансовую обеспеченность и свободу любить, кого ее душе угодно. Вскоре после бракосочетания муж Терезы за 400 тысяч приобрел наследственный маркизат, дабы окончательно и непоколебимо утвердиться в положении титулованного аристократа.

Они считались идеальной парой. Тереза выделялась своей красотой и принесла в семью хорошее приданое. Жан-Жак обладал всеми качествами истинно светского человека, в первую очередь, был англоманом. Высшие круги французского общества охватило поветрие на все, что приходило с противоположного берега Ла-Манша: английские экипажи, скаковые лошади, за которыми ходили английские грумы и объезжали английские жокеи, лошадиные скачки, английские охотничьи псы и такой предмет одежды как редингот[4], который носили как мужчины, так и женщины. Супруг Терезы также не отставал и в прочих светских характеристиках: за полночь засиживался за игрой в карты и, чтобы не вставать из-за стола, подкреплялся бутербродами, которые ввел в моду лорд Сандвич. Дабы не прослыть человеком узких интересов, по необходимости он мог принять участие в интеллектуальной беседе и при этом не ударить лицом в грязь.

Тереза же производила фурор в парижских салонах самой высшей пробы. Вот как барон Монбретон де Норвен описал ее появление в одной из гостиных, где уже царила самая знаменитая красавица Парижа, виконтесса де Ноай: «Необходимо признать: виконтесса де Ноай, прелестная. очаровательная француженка с головкой, увенчанной короной золотистых волос, была свергнута с трона восхитительной андалузкой, блиставшей великолепными черными как смоль волосами длиной до пят ее крошечных ножек, набором человеческих совершенств, которыми Творец осыпал эту головку во время райского праздника, дабы показать свету образ красоты матери рода человеческого».

Для своего времени Тереза обладала довольно высоким ростом, пять футов шесть дюймов, отчего заслужила прозвище «Диана-охотница». У нее был идеальный овал лица, маленькая головка, длинные шелковистые черные волосы, большие выразительные карие глаза, выгнутые дугой, будто выписанные тончайшей кисточкой брови, густые длинные ресницы, маленький ротик, алые губы, между которыми поблескивали белоснежные зубы, очень белая кожа. Она излучала здоровье и радость жизни, по выражению современников, «соединяя в себе французскую живость с испанской чувственностью». Каждое утро она убивала пропасть времени на туалет, глубокомысленную беседу с парикмахером по поводу нового фасона прически и решение важнейшего вопроса: куда прикрепить очаровательную мушку из черной тафты? Решение этой сложной проблемы определяло характер действий на целый день. Тереза никогда не наносила мушку на свой прекрасный лоб — высоко справа это означало «затворница», несколько слева и поближе к переносице — «неприступная», ни та, ни другая позиция не отвечала ее стратегиям. Другое дело прилепить ее рядом с наружным уголком левого глаза — «страстная», правого — «готовность» или слева поближе к кончику носа — «дерзкая»; в нижней части правой щеки — «нерешительная», на противоположной стороне — «склонная к галантным приключениям», справа от уголка рта — «кокетка», пониже левого уголка рта — «скромница», почти посередине в верхней части подбородка — «игривая». Она заранее набирала в свою свиту множество поклонников, чтобы, хладнокровно оценив все их стати, затем отдаться наилучшим из них.

2 мая 1789 года мадам Девен де Фонтене, которой не исполнилось еще и 16 лет, родила первенца Теодора и на том сочла свой супружеский долг исполненным. Правда, она и здесь не упустила повода для того, чтобы подтвердить свою приверженность во всем следовать моде. Обычно состоятельные дамы нанимали кормилицу и няньку, заглядывая в детскую только для того, чтобы перекрестить чадо на ночь. Однако Жан-Жак Руссо, принеся с собой новые идеи материнства, образованности, чуткости и гуманности, положил начало моде на все естественное, утверждая, что женщина должна лично кормить свое дитя. Наиболее прогрессивные женщины немедленно последовали его совету, причем самые рьяные занимались этим на виду у гостей, собиравшихся в их салонах. Так далеко Тереза заходить не стала, но с полгода свой материнский долг аккуратно исполняла. Не сказать, чтобы кормление разбудило в ней чувство привязанности к ребенку, зачатому и рожденному в нелюбви, и впоследствии она признавалась, что этот процесс порождал в ней всего-навсего ощущение дойной коровы.

Но вот единственной модной тенденцией, которой не поддалась Тереза, было полное неприятие ею столь популярной тогда романтической чувствительности. Манеру по мельчайшему поводу тонуть в слезах быстро усвоила виконтесса Роза де Богарне, прилюдно разразиться рыданиями могла даже деятельная мадам де Сталь. То ли Тереза переняла от отца способность трезво оценивать обстановку и не распускать нюни понапрасну, то ли природная жизнерадостность не позволяла ей тратить душевные силы на оплакивание всякой ерунды, но чувствительность ей была совершенно не свойственна. Она хотела жить и наслаждаться жизнью, а потому не собиралась терять время на всякие ненужные мелочи и немедленно обзавелась двумя любовниками.

Одного из них звали граф Александр де Ламет (1760–1829), он вместе с двумя братьями провел несколько лет в Америке, сражаясь в Войне за независимость колонии от Великобритании, был дружен с президентом Джефферсоном. Вторым был красавец-блондин Феликс Лепелетье де Сен-Фаржо (1767–1837)[5], обоим было суждено играть видную политическую и военную роль в истории Великой французской революции. Оба прекрасно знали, что являются соперниками, но проявлять чувство ревности считалось недостойным для людей, принадлежавших к классу избранных. Они осознавали, что превосходство подтверждается делами и из кожи вон лезли, изыскивая средства, дабы ублажить Терезу. Что же касается до маркиза де Фонтене, тот вовсю развлекался с красотками на стороне. Это вовсе не было чем-то из ряда вон выходящим, супруги следовали правилам сосуществования всех французских пар.

Тереза завела свой салон, который охотно посещали многие видные деятели того времени. Она хорошо усвоила себе ту истину, что общество жаждет постоянных изменений, живет в лихорадочной погоне за новыми, еще неизведанными удовольствиями, а потому необходимо идти в ногу с новыми веяниями, еще лучше — немного забегать вперед. Все французское стало считаться тяжеловесным и архаичным, регулярные французские парки начали заменять английскими, сколь возможно близкими к природным пейзажам. Тереза часто устраивала для друзей пикники в Фонтене-о-Роз. Там дамы, облаченные в белые муслиновые платья и широкополые соломенные шляпы на «простых волосах» изображали из себя пастушек, лакомясь из корзиночек, украшенных разноцветными лентами, свежеиспеченными булочками, печеньем и мороженым, приготовленными с использованием молока утреннего удоя и свежих яиц. Вечером в Париже надлежало время от времени посещать театр; днем — прогуливаться в центре города в сопровождении либо одного любовника, либо обоих.