Долины и взгорья - Василий Павлович Щепетнёв

Слушателей у меня немного, да почти нет совсем: во-первых, люди заняты, во-вторых, народу приятна музыка простая, «Семь сорок» или «Червона Рута», а я играю «Астурию» Альбениса. Это, собственно, тоже народная музыка, но — не наша, и потому воспринимается поначалу сложно. Зато потом…

Потом, во время шахматной партии, она зазвучит. И поможет найти верные ходы.

Всегда помогает.

— Товарищ курсант, срочно к замполиту, — сказал срочник.

Не так уж и срочно, раз посыльный не запыхался.

— Меня? — я удивился. Командованию полка до нас дела нет никакого. Во всяком случае, до отдельно взятого студента. А тут целый замполит, да ещё срочно!

Я опустил крышку пианино, встал, осмотрелся. Вид неважный: форма, изначально плохонькая, за три недели несменяемой носки стала вовсе партизанской. Ну да ладно, наше дело служивое.

И я пошел за посыльным.

Не случилось ли чего нехорошего? Но плохие вести чужой замполит передавать бы не стал, оно ему нужно? Передали бы свои, институтские командиры. А здесь что-то другое. Может, попросит дать сеанс одновременной игры? Я лучше концерт дам. Бетховен, Шопен, Чайковский, песни советских композиторов.

Нет, не концерт. Тоже попросили бы через наших.

Тогда что?

А вот узнаю.

Меня привели в штабной корпус: замполит сейчас ответственный по части. Так у военных положено, на случай внезапной и чрезвычайной ситуации. Всегда начеку!

— Разрешите войти? — сказал я, хотя уже вошёл.

— А, Михаил Чижик! Проходите, — замполит чувствовал себя неловко. Он, подполковник должен… А что он должен?

— Сейчас звонили из Москвы. По межгороду, — он показал на телефон, обыкновенный телефон в черном эбонитовом корпусе, поди, мой ещё ровесник. Или даже старше.

— И?

— Сейчас перезвонят. Просили, чтобы вы были у телефона.

Действительно, положение. Ему, ответственному по части, подполковнику, звонят и просят позвать Мишу.

Но, видно, звонит человек непростой. Совсем непростой. Так что я кашлянул, отодвинул стул и скромно, на краешек, присел. На стене два портрета. Андропов и Брежнев.

Замполит смотрел то на меня, то на портреты. Неужели кто-то из них и звонил? Или он просто в курсе — должен быть в курсе по должности — что Чижик не просто «здрасьте — до свидания», не шапочный знакомый, а вхож. Ну, или подозревает, что вхож. Тут лучше перестраховаться. А то вдруг и в самом деле нажалуюсь.

Неловкая тишина, а что делать? Уйти он не может, видно, не положено оставлять меня одного в этом кабинете. И заниматься делом ему неудобно при мне. Может, оно секретное, дело.

По счастью, телефон зазвонил вскоре. Зажужжал, у этого телефона зуммер, а не звонок.

Трубку снял замполит. Послушал, сказал «да» — и передал её мне.

— Что вы скажете о выходке Корчного? — сказал Миколчук. Не поздоровался, не представился, я его только по голосу и узнал, но телефонный голос не трудно и подделать.

— А с кем я, собственно, говорю? — спросил я.

— Миколчук на линии, — спохватился он.

— А о какой выходке идет речь?

— Вы не знаете?

— Не знаю. Я на сборах, у нас занятия, учения и всё такое…

— Корчной объявил, что остаётся.

— В каком смысле — остаётся?

— На Западе он остаётся. Не возвращается в Союз, а остаётся.

— И надолго? — включил Фуксика я.

— Что значит — надолго? — начал гневаться товарищ Миколчук.

— Это вы меня спрашиваете? Я же говорю, у меня сборы. Знать ничего не знаю, что там у вас происходит, — я выделил «у вас». Если Корчной стал невозвращенцем, это удар по Миколчуку. Прежнего руководителя отечественных шахмат, полковника Батуринского, сняли как раз после того, как невозвращенцем стал Карпов. Понятно, что Миколчук волнуется.

— Мы думаем, что Корчной не станет возвращаться в Советский Союз, — после паузы сказал Миколчук.

— Всякое может случиться, — не стал спорить я. — Но я не понимаю, зачем вы это сообщаете мне.

— Ну, как же. Ведь поступок Корчного всё меняет.

— Меняет? Ну да, ну да.

И в самом деле. Рассчитывали как? Рассчитывали, что если я выйду в финал отбора, то в нём, в финале, будут двое советских шахматистов и при любом исходе на чемпиона ФИДЕ выйдет наш человек. Во всех отношениях — хорошо. Это первое. И матч проведут у нас, в Москве, где же ещё ему быть? Весь мир вновь убедится, что Москва по-прежнему столица шахматного мира. Это второе.

А теперь?

Теперь вряд ли.

Теперь в финале Корчной. И если он выйдет на чемпиона ФИДЕ — будет кругом позор. И второе — финальный матч будут играть где-то там. На чужой земле. Не в Москве. То есть где она, столица шахматного мира — ещё вопрос. И если победит Корчной, то два невозвращенца будут решать, кто главнее, где-нибудь в Лас — Вегасе или Мадриде — этого Миколчуку не простят. И не только Миколчуку. Многим достанется. За плохую идейно-воспитательную работу, повлекшую не только утрату авторитета советских шахмат, но и льющую воду на мельницу наших идейных противников.

— Да ничего это не меняет, — передумал я. — Мне так или иначе сначала нужно хорошо провести поединок с Ларсеном. Потому что если я проиграю, то и говорить не о чем. А вот если смогу победить, тогда имеет смысл разрабатывать стратегию матча с Корчным — где, когда и почём.

Почём — это существенно. ФИДЕ определяет порог призовых. Меньше нельзя, больше — да сколько угодно. Себе забирает двадцать процентов призового фонда. Якобы на развитие шахмат в странах третьего мира, на деле же — на поощрение шахматных чиновников. Фишер против этого восстал, и у него получилось. Ну, пока получается. Другие на него смотрят, и тоже организуются турниры вне ФИДЕ, с крупными призовыми. Да вот хоть знаменитый ливийский турнир. Если и дальше так пойдёт, то ФИДЕ только и останется — развивать шахматы в странах третьего мира. Потому идет состязание: у кого больше пряников, там и будет финальный матч претендентов.

— Мы решили опубликовать обращение ведущих советских гроссмейстеров с требованием отстранить Корчного от претендентских матчей, — Миколчук перешел, наконец, к сути дела.

— Кому будет адресовано это обращение?

— К ФИДЕ. К шахматной общественности.

— И кто эти ведущие советские гроссмейстеры?

— Среди них вы, Михаил Чижик. Вы согласны подписать такое обращение?

— Сейчас я ответить на ваш вопрос не могу. Не видя позиции, ходов не делаю. Мне нужно понять: какой пункт регламента отбора нарушил Корчной? На каком основании его нужно отстранять?

— Измена Родине — недостаточное основание?

— Уже был суд, товарищ Миколчук?

— Будет, — пообещал товарищ Миколчук.

— Вот после приговора, если таковой последует, и можно заявлять свою