Пробуждение - Рэна Фишер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Горе ждет невесту,
которой причинил боль этот конфликт.
Это его честь, его слава и мое сообщение.
– Во время моего отсутствия Фарран обыскал комнату, и они нашли письмо Ричарда. Ты знаешь, что случилось после этого! – Ее тон меняется, Якоба поражает ненависть в голосе, окатывающая, как струя холодной воды. По крайней мере, она держала себя в руках дольше других. – Тогда я думала, что ты суешь нос не в свое дело, Якоб.
С шипением он выдыхает воздух и выглядит серьезно.
– Нет. Подумай, Филлис! Тогда бы я знал содержание письма! Клянусь тебе, в ночь, когда умерли родители Рины и она сбежала, мне впервые довелось прочитать эти строки. Фион… – Он закашливается и смотрит на Монтгомери. – Фарран никогда не показывал мне, что ты послал Филлис. Я знал только о письме с заговором. – Холодная дрожь пробирает Якоба, когда он вспоминает слова Фаррана. – Он объявил, что ты был в доме до нас, обнаружил тела родителей Рины и послание, после прочтения письма рассердился на Рину и меня, потому что мы ушли, оставив одну только бумажку. Угрожал, что хочешь отомстить мне, – главарь соколов горько смеется, – как будто мне было до тебя дело! Я четко и ясно сказал Рине, что не потерплю твоего присутствия. Мне несложно было бы предоставить ей убежище, но не вам вместе. Я не святой, Макэнгус. Ни сейчас, ни, конечно, тогда.
Его слова не имеют смысла, если только…
– Нет! – шепчет он. – НЕТ!
Но Монтгомери этого недостаточно, чтобы вонзить меч в его грудь. Его следующие слова все меняют.
– Ты наконец понял это сейчас? Она просто написала всякую чушь и убежала, чтобы защитить тебя от Фаррана! Вот почему Рина не пыталась связаться с тобой, когда поняла, что беременна. Должно быть, он угрожал убить тебя, если вы покинете Sensus Corvi вместе. В качестве доказательства он убил ее родителей. И Рина не могла рассчитывать на меня, потому что я, эгоистичный и обиженный, думал только о своих чувствах к ней и отказывался помочь!
Темные пятна пляшут перед глазами Якоба, и паркет внезапно начинает изгибаться. Только когда лицо Эммы вспыхивает в памяти, он вспоминает, что нужно дышать. Задыхающийся, он цепляется за стул и садится.
– Я не могу в это поверить! Ты действительно все время не догадывался, как сильно она тебя любит!
Голос Патрика снова зажигается яростью и возвращает ему жизнь.
– Никакой жалости! Все, кроме этого!
– Как насчет твоей проклятой мантики? Почему ты не предвидел и не уберег Рину вовремя? – говорит Якоб главарю.
– О, ты хочешь сделать меня козлом отпущения? Нет, Якоб. Это не так-то просто. Я долго нес свою часть вины и не возьму твою на себя! Моя мантика в порядке, но нужно сосредоточиться на человеке, о котором я хочу узнать. С того момента, как Рина отреклась от меня и сбежала, пришлось избегать и мыслей о ней. Я не мазохист!
В темных глазах сокола появляется мука.
– Как долго можно препятствовать твоему дару? В Библии Фаррана…
– Забудь это! Ни один знаток мантики, которого знает Фарран, никогда не достигал контроля над ясновидением. Можешь ли ты хотя бы представить, насколько бесчеловечно, когда в голове мелькают мысли, которые не хочешь видеть? Будущие происшествия, на которые редко есть возможность повлиять? Я стараюсь освоить это с тринадцати лет.
Мгновение они смотрят друг на друга, как два голодных волка, ожидающих подходящего момента.
– Хм, может, нам лучше оставить это в прошлом и взглянуть на чудесное будущее, – разочарованный голос Филлис прорезает тишину. Ее слова сопровождаются нелепым фырканьем Патрика. Монтгомери медленно кивает, не сводя глаз с Якоба.
– Лучше так. В противном случае я должен буду беспокоиться обо всех людях, за которых совестно этому типу, начиная с Рины.
– Мы оба! – шипит Якоб, и голубые глаза сверкают, как прозрачный лед. – Если бы ты помог нам сбежать или хотя бы попытался поговорить со мной о Рине, все не зашло бы так далеко! – Якоб поднимает письмо Рины. – Потому что, когда я прочитал это и увидел тела ее родителей в доказательство, у моей ярости остался только один путь: выследить всех, кого я считал виновными!
– Я думал, что ты всегда целился в нас, соколов! – Глаза Монтгомери расширились от удивления. – Зачем ты выпустил своих следопытов?
– Верно. Раньше вы интересовали меня лишь отчасти. Конечно, я был расстроен, когда наши люди перешли на сторону чужака, и, конечно, я боролся с вами, когда происходили нападения. Но моя специальность – запугивать людей бизнеса и политики, которые не хотят сотрудничать с Фарраном.
– Ну, это делает его немного симпатичнее, не правда ли, Рич? – цинично добавляет Патрик Намара.
Якоб расстегивает пуговицы воротника.
– Иди паси овец, Намара. Нет, тебе лучше присоединиться к баранам, прямо сейчас! ТЫ такой безобидный!
Большими шагами, сжав руки в кулаки, крепкий ирландец несется к Якобу.
– Ты смеешь меня…
Стул рядом с Якобом трещит в воздухе и оказывается между ними так быстро, что Патрик почти врезается в него.
– Ты стала быстрее, Филлис. Фаррану это совсем не понравится.
– Эй! Так вы, мужчины, любите разговаривать? С меня хватит! – С алыми щеками она стоит рядом с Патриком, и Якоб задается вопросом, краснеет она от гнева или по иной причине. – Теперь, когда мы выяснили, что все еще пылко ненавидим друг друга и каждый из нас виноват, может быть, нам следует позаботиться о том, чтобы вырвать Эмму из когтей Фаррана?
Стул падает на пол и опрокидывается. Монтгомери поднимает бровь.
– Но мы, мужчины, хотели этого с самого начала, дорогая Филлис!
Тепло и солнечно.
Я лежу под одеялом с закрытыми глазами, пытаясь вспомнить.
В моей пустой голове раздаются крики и слышится яркий звон разбитого стекла. Голос Фаррана звучит напряженно, когда он приказывает Каллахану немедленно вызвать школьного психолога. Столы и стулья хаотично двигаются, ударяются о белые стены, расшибаются. Интересно, нападут ли соколы снова, пока Фарран не применит свою силу. Они окружают меня бетонной стеной. А потом я понимаю, что он блокирует мой телекинез.
Тихо, Эмма! Перестань! Немедленно! Все будет хорошо.
Договорились?
* * *
Сто раз.
Нет. Конечно, она говорила это мне гораздо чаще.
Между нами не должно быть лжи.
И я ей поверила. Долгие годы думала, что она любит моего отца и жертвовала собой ради него. Моя мама использовала его только по приказам Ричарда. Почему Якоб не рассказал мне о письме? Я думаю о свече, которую он поставил на окно на Рождество, и чувствую, как слезы собираются за моими закрытыми глазами.