Смерть кукловода - Екатерина Шелеметьева

— Мы-то проверили, только не узнали ничего. На первый взгляд все чисто. Туристы — группа из семи человек, между собой все знакомы. В Крым прилетели, чтобы 28 сентября пойти в организованный поход. С проводником договорились за три месяца, взяли в прокат часть снаряжения, зарегистрировались у спасателей, маршрут согласовали, от маршрута не отклонялись. Хором заявили, что погибшего не знали. Во время ночной стоянки крепко спали, ничего не слышали. Утром пошли в горы и наткнулись на тело.

— Понятно. А скажи, в том лесу был кто-то еще? Может, другие группы?

— Официально нет. Зарегистрированных групп вокруг не было, до ближайшего лагеря около восьми километров через лес и скалы. То есть часа три дороги. Но это по документам. И как ты понимаешь, судя по этим документам, Солоновского в том лесу тоже не было. Такая вот детективная история, — хмыкнул Ладошкин.

Стриженов Славкино веселье не оценил. Сухо попросил следователя выслать ему фотографию и данные погибшего. Попрощался, повесил трубку, взял из стопки на столе листок для заметок и криво написал напоминание: «Вискарь для Ладошкина».

Стриженов получил новое дело, и оно ему не нравилось. Он считал, что нет в этой истории никакой тайны или загадки. Все сводилось к одному из двух вариантов: либо несчастный случай, либо бытовуха. Ни то ни другое Дмитрию было не интересно.

Он встал, подошел к огромному не слишком чистому окну и с тоской посмотрел на город. За окном шел дождь. Тяжелое каменное небо низко нависло над мостовой. Солнце пропало, и Дмитрий сомневался, что в ближайшие месяцы оно снова появится на небе. Холодная осень с дождями и ледяными ветрами завоевала город. Теперь она будет царить здесь до самой зимы, а может, и дольше. Может, в этот раз она победит и останется навсегда.

Он покачал головой, отгоняя мрачные мысли. Это все лирика. Вообще-то Дмитрий Стриженов любил свой город. Много лет назад выбрал его для жизни и никогда не жалел об этом решении. Он любил его дождливую погоду, ветер, его арестантскую суровость, оковы набережных, стены тюрем и крепостей, его неспокойные коммуналки и хмельные улицы, усеянные барами и кабаками. Любил его музеи, полные мировых шедевров, театры с закулисными тайнами, его скверы, парки, сады и потертые фасады старых доходных домов. И все же каждую осень, когда с неба исчезал даже намек на солнце, журналиста охватывало смутное беспокойство. Страх, что все самое лучшее осталось в прошлом и ничего яркого и радостного больше не случится в этом выцветшем, монохромном мире.

Стриженов резко отвернулся от окна, включил лампу на столе, чтобы прогнать полумрак. И задумался о предстоящем расследовании. Пока ему виделось только два пути. Либо узнать, что же произошло в горах, либо выяснить какое отношение имеет к этой истории Антонова. В конце концов, если она ни при чем, то и история никому не нужна.

Он зашел в Интернет и стал читать статью о завтрашней встрече Полины Антоновой с петербургскими фанатами.

На встречу с известным автором детективов Полиной Антоновой Стриженов, конечно же, опоздал. Он и так был не очень пунктуален, а на подобные мероприятия вообще предпочитал приезжать попозже, когда автор уже немного пообщается с фанатами, прогреется в лучах славы и растает.

Впрочем, Полина Антонова — опытный журналист и популярный автор, такую глыбу льда так просто не растопить. Когда Дмитрий вошел в зал искусств «Дома книги», Полина Петровна как раз закончила читать главу из своего нового романа и отвечала на вопросы читателей.

— Конечно, я же вселенское зло! — весело и громко заявила она, глядя поверх очков на худенькую девушку с книжкой в руке, задавшую какой-то банальный вопрос о вдохновении и идеях. — Я сама придумываю все убийства и преступления, сама их совершаю, сама же нахожу убийцу, и все это на страницах книг.

— А почему вы стали писать детективы? Вы были таким замечательным филологом-пушкинистом. Я читала ваши научные статьи, — сообщила осведомленная пожилая дама в круглых очках и длинной клетчатой юбке.

— Вы знаете, среди ученых-пушкинистов то и дело встречаются неприятные личности. Такие неприятные, что хочется придушить их своими руками, — доверительно сообщила Полина, демонстрируя поклоннице руки, которыми собиралась душить пушкинистов. — Пять лет назад на научной конференции я чуть было не подралась с одной очень заслуженной дамой — доктором наук. Вернее, подралась бы, но нас благоразумно развели по разным комнатам и угостили коньяком. Вечером, вернувшись домой с конференции, я никак не могла успокоиться. И чтобы хоть как-то прийти в себя, решила набросать небольшой фельетон. Но стоило мне начать писать, как я поняла, это будет целая книга, детектив или даже триллер. Вы читали мою первую книгу «Месть поэта»?

— Конечно! — закивала поклонница.

— Тогда вы понимаете, о чем я говорю, — улыбнулась Полина.

— Знаете, эта книга мне очень-очень понравилась. — Щеки пожилой дамы запылали лихорадочным румянцем. — Я работаю в библиотеке и так хорошо вас понимаю. Читатели тоже бывают разные. — Она вздохнула и рассеянно взглянула на свои руки: видимо, и ей порой хотелось кого-нибудь задушить.

Полина какое-то время любовалась ее реакцией.

— Ну вот, а после первого убийства, то есть я хотела сказать, после первой книги, я уже не смогла остановиться, — самодовольно добавила Антонова.

Стоя в стороне от писательницы и ее фанатов, Стриженов рассматривал Антонову, решая, как бы к ней подступиться. Судя по тому, что он слышал, Полина была эпатажна и остра на язык, но вряд ли она станет общаться с журналистом, который хочет обвинить ее в убийстве.

Нужно было действовать осторожно и хитро.

— Полина Петровна, — Дмитрий резко вскинул руку, чтобы задать писательнице вопрос, — у такой профессиональной убийцы, простите, я хотел сказать, профессиональной писательницы, как вы, должны быть соответствующие хобби. Вы увлекаетесь стрельбой из лука или арбалета, борьбой, изготовлением ядов или чем-то в этом роде?

Полина засмеялась. Дмитрий понял, что зацепил ее. Банальные вопросы и ответы навевали на Антонову скуку, она отвечала на них уже много-много раз. Поэтому ей нравились вопросы нетривиальные или хотя бы забавные.

— Увы, тут все более прозаично. Я вяжу крючком свитера и кофты, леплю чайники из глины, пою, играю на гитаре и на волынке. — Она подумала немного и добавила: — А еще я люблю ходить в походы.

— Да-да, я тоже очень люблю походы, — тут же солгал журналист, — быть может, мы с вами даже ходили одними и теми же маршрутами. И видимо, в походах вам не хочется никого убить, раз об этом не упоминается в ваших книгах?

Полина наморщила лоб и внимательно посмотрела на Дмитрия, словно стараясь что-то вспомнить.

— Хочется иногда, — ответила она с улыбкой, однако ее взгляд стал внимательным и цепким, — на крутых подъемах, когда болят ноги, а на спине тяжеленный рюкзак, или ночами, когда холодно даже в спальнике, рассчитанном на минус сорок, все становятся кровожадными. Бывает, поднимаясь в гору, я продумываю преступления для своих книг. Кстати, как раз сейчас я пишу книгу об убийстве в горах Крыма.