Слезы русалки - Надежда Виданова

Его широкое доброе лицо исказили глубокие крупные морщины, глаза были бесцветны и водянисты. Он сидел в кресле-качалке, его ноги, несмотря на сильную жару, были перевязаны пуховыми платками. Саша говорил, что отец почти не ходит. Своим опытным взглядом прилежной студентки медицинского университета Вера отметила к букету заболеваний свекра, слабо функционирующую щитовидную железу, об этом свидетельствовали рыхлое тело, визуальное увлечение шеи в объеме, повышенная сухость кожи. Старик, действительно, выглядел жалко. От него веяло зловонным дыханием болезни, этот запах, как обычно, бывало, смутил молодую здоровую Веру, побудив в ней невольное чувство брезгливости и даже вины за силы в собственном теле. Сколько б она ни повидала старых и больных людей, Вере так и не удалось избавиться от этих недостойных чувств.

Вера улыбнулась Сашиному отцу, вышло слегка натянуто. Свекор ответил на ее улыбку лучистым взглядом, и пелена неловкости исчезла. Вера улыбнулась во второй раз, уже более широко и доброжелательно.

В кресле с книгой в руках, сидела молодая женщина, на нее и был похож светловолосый голубоглазый Сашин крестник. Жена Сашиного брата. Вера оглядела ее беглым взглядом – худенькая блондинка, очень изящная, лишенная угловатости, длинные волосы.

В кресле напротив расплылась женщина лет шестидесяти, по паспорту она была лет на десять моложе. По рассказам Саши Вера поняла, что две женщины в комнате – мать и дочь. Та, что была матерью блондинки словно сошла с анекдотов про злобных тещ: нарисованные чёрным карандашом тоненькие неестественные брови и помада дешевого розового оттенка делали женщину похожей на клоуна из фильмов ужасов. Очевидно, импозантная по молодости, теперь же она расплылась до шестидесятого размера одежды.

– Господи Иисусе! – Необъятная женщина первой нарушила молчание. – Заявился! Мы тебя вчера ждали, думали уж не приедешь опять. Родителей-то совсем забросил.

– 

– Вы же знаете, Алена Михална, что в сезон добраться до вас не так уж просто. Мы больше суток простояли в пробках. – Саша с радушием обнял большое тело, будто и не называл родственницу при Вере "умалишенной старухой", затем подошёл к жене брата. – Юлечка, ты все такая же красавица.

– Это твоя жена? – Юлия приняла объятья, но не сводила с Веры пристального взгляда, свойственного симпатичным женщинам при виде потенциальных соперниц.

– Да, это моя Вера, прошу любить и жаловать, – ответил Саша. Вере хотелось быть столь же уверенной и естественной как он, но плечи и голова предательски клонились к полу. – А где Вадим?

– Боюсь, что он твою братскую любовь не разделяет, – Алёна Михайловна скривила губы в неприятной улыбке. – Как услышал, что ты едешь сюда, да еще и с женой, тем же вечером смотал отсюда удочки в неизвестном направлении.

Саша усмехнулся уголком губ.

– А жена-то твоя уж больно на Лидку похожа, – скрипучий смех Алены Михайловны сотряс воздух. – Она как вошла, я уж подумала, что эта бедовая опять с тобой заявилась.

Саша посмотрел на тещу брата долгим недобрым взглядом. Вера видела у мужа подобный взгляд однажды и вновь до смерти перепугалась.

– Я не понимаю, о чем вы, – голос Саши сделался глухим и мрачным.

– Да-да, я тоже заметила сходство, – Юлия словно решила подлить масла в огонь.

Сашины губы сжались в одну тонкую полосу. Его ноздри медленно втягивали в себя воздух, Саша всецело отдался этому дыханию.

– Подойди ко мне, Сашенька, я тебя обниму, – Вера вздрогнула, услышав голос свекра – слишком громкий и ясный для его возраста и состояния здоровья. – И пусть твоя жена тоже подойдет. Я хочу поцеловать ее.

Вера смутилась. Она с трудом сделала шаг навстречу Сашиному отцу, подавляемая пристальным взглядом Алены Михайловны и ее дочери.

Саша опустился перед отцом на одно колено, они тепло и сердечно обнялись. Вера долго медлила, но решила последовать его примеру. Руки старика были шершавыми и холодными. Он погладил ее по волосам.

– Добро пожаловать в семью, дочка, – произнес он, держа в руках Верино лицо. – Как тебя зовут?

– Вера, – ответила она.

– Мое имя Петр Сергеевич. Можешь называть меня так, а можешь папой. Как тебе самой удобнее.

Вера не смогла назвать его отцом, и знала, что не назовет и впредь, но была благодарна Петру Сергеевичу за такой тёплый приём.

– Спасибо, – сказала она.

– Отдохните с дороги. Завтра мы нажарим шашлыков в честь вашего приезда.

Саша взял Веру за руку и повёл по лестнице на второй этаж. Все его движения были резкими и нервными, он не удостоил жену и тёщу брата взглядом, только лишь кинул им в лицо своё надменное безразличие, как кидают крохи со стола надоевшим псам.

Вот ты совсем один,

И это твоя воля.

Ты жизни властелин.

Сладка ведь твоя доля?

Ты бросил всё и всех,

Никто тебе не нужен.

И это твой успех,

Теперь ни с кем не дружен.

И вспомни же теперь,

Как сильно докучали.

И вот закрыл ты дверь,

Все сразу замолчали.

Ты счастлив, что один?

Что чай твой отсырел?

Не ври хоть сам себе -

Душой ты постарел.

Глава 2

Вадим Дронов был одним из немногих людей, что любили лихие дороги-серпантины. Нет, он не был бывалым и рисковым водителем, напротив – на дорогах он отличался достаточной аккуратностью.

Просто извилистые горные дороги помогали ему забыться. Вадим сосредоточенно впивался руками в руль и силой давил на газ при подъемах, затем вдумчиво притормаживал на спусках. Занимательная автомобильная игра. Благослови Бог эти сложные, требующие внимания дороги.

Вадим ехал в ночь, заранее зная, что день обещает быть насыщенным на эмоции.

Всю дорогу его одолевало воспоминание – грядущим днём будет ровно год, как умер его тесть Евгений Левин. Вадим ненавидел тестя всей душой за то, что тот попрекал его куском хлеба. Семья Вадима после смерти Павла в самом деле жила на подаяние семьи Левиных. Павел был кормильцем, опорой… Павел был всем.

Возможно, подсознательно Вадим даже желал тестю смерти. А вот теперь, когда год назад Евгений Левин умер от инсульта ранним утром в больничной палате, Вадим проникся к нему неожиданной симпатией.

Возможно (а скорее даже вероятнее всего) он, Вадим, кончит также. Обыкновенная будничная, оттого и горькая смерть. Нет, тесть ее не заслуживал, ему следовало умереть более славно и ярко – под стать своей личности.

Вадим мысленно воспроизвёл в голове облик тестя, представлявшего собой архетипичный образец представителя богоизбранного народа. Его холёные женственные руки свидетельствовали