Волшебный дар - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто это? — спросил Дронго.
— Разве вы приехали не из-за них? — быстро спросилМурашенков.
— Нет, — ответил Дронго. — Странное свойство моей репутации:все считают, что я могу появиться на самом фешенебельном курорте только радиработы. Как будто я не вправе приехать сюда просто так.
— У вас слишком хорошая репутация, — сказал Мурашенков.
— Спасибо. Но кто эти люди?
— Шокальский, — презрительно сообщил Сарычев, — пан ТадеушШокальский. Самый большой прохвост Европы. Ничего святого — способен матьродную заложить, чтобы выгодно продать. Об этом типе ходят легенды. Говорят,что в свое время он даже был связан с польской разведкой. Вы помните, что онустроил в Словении в прошлом году? — Сарычев взглянул на Мурашенкова, но тот неответил на вопрос. Лишь чуть больше нахмурился. Очевидно, он не хотел, чтобыего собеседник вспоминал об этом случае.
Николай Андреевич верно понял выражение лица Мурашенкова ирешил сменить тему.
— Не будем о нем говорить, — отмахнулся он. — Посмотрите-кана нашу американскую гостью. Кэтрин Фармер! В жизни она даже лучше, чем в кино.Обворожительная женщина. И какая изумительная актриса!
— Да, — согласился Дронго, — мне она тоже понравилась. Но идама Шокальского, кажется, вызывает не меньший интерес.
Подошедший в это время официант приготовился записать всепожелания гостей. Мурашенков и Сарычев выбрали рыбу, Дронго попросил принестиему запеченного ягненка.
— Боррего, — пояснил он официанту.
— Вы знаете португальский? — спросил Мурашенков.
— Нет. Но я хорошо знаю итальянский, а он немного схож сиспанским и португальским. Кроме того, когда много путешествуешь, начинаешьзапоминать типичные названия. А из рыбы я рекомендую вам в следующий раззаказать «тамборил» — так они называют «морского черта». Или «ламприю» —угреподобную девятиглазку.
— Мне кажется, вы хорошо разбираетесь в португальской кухне,— усмехнулся Мурашенков.
— Я гурман. И вообще эпикуреец по жизни. Хотя начеловечество в целом я смотрю как пессимист, тем не менее свою жизнь пытаюсьвыстраивать в оптимистическом ключе.
— Вы много путешествуете? — поинтересовался Сарычев.
— Думаю, да. Я люблю эти перемещения в пространстве. Поискновых мест, знакомство со странами, культурами, людьми. Это всегда оченьинтересно.
Я побывал на всех континентах, кроме Антарктиды и Австралии.
Продолжая беседу, Дронго и его новые знакомые наблюдали заполяками, которые разместились за небольшим столом в другом конце зала.Шокальский, в свою очередь, с явным интересом рассматривал их столик.
Дронго обратил внимание, что поляк слегка поклонился иадвокату Карнейро, когда усаживался на свое место. Адвокат в ответ кивнулгостю. Дронго видел, как нахмурился Мурашенков, тоже уловивший этот кивокКарнейро. «Кажется, я попал на чужой пир, — подумал Дронго. — Такое ощущение,что все эти люди приехали сюда по какому-то важному делу. И я совсем не уверен,что это игра в гольф. Они ведут себя как ревнивые конкуренты. Интересно, зачемони все сюда приехали? И почему их так раздражает моя профессия? Если приупоминании о ней столько людей нервничают, то здесь должен появиться человек,занятый деятельностью, схожей с моей. Хотя бы потому, что его все так ждут…»
Он еще не успел додумать эту мысль до конца, как в залресторана вошел… Но этого просто не могло быть! От неожиданности Дронго дажепривстал. Встретить здесь своего коллегу, да еще такого известного!..
Дронго несколько растерянно посмотрел на сидевших рядом сним людей.
— Извините, я вас оставлю, — сказал он. И, понимая, чтодействует против правил приличия, повторил: — Прошу еще раз простить меня.
— Кто это? — спросил Сарычев, указывая на нового гостя.
— Старый знакомый, — ответил Дронго довольно невежливо — неуточняя, кто именно появился в ресторане. Он не был уверен, нужно ли вообщеговорить о нем своим соседям по столу.
Возможно, было бы лучше остаться сидеть с ними. Но неподойти к этому человеку он не мог. Просто не имел права. Это был его кумир.Один из тех, кого он считал своими учителями. А таких в мире было лишьнесколько человек.
— Вы его хорошо знаете? — уточнил Сарычев. Мурашенков сиделс недовольным видом. На этот раз он даже не пытался скрыть своего раздражения.
— Это мсье Дезире Брюлей, — сообщил Дронго, догадавшись, чтоМурашенков узнал этого человека.
Пройдя через весь зал, Дронго приблизился к столику, закоторым, тяжело опустившись на стул, устроился новый гость.
— Добрый вечер, комиссар, — тихо произнес Дронго.
— Добрый вечер, — буркнул комиссар, совершенно не удивившисьего появлению, словно они договорились о встрече именно здесь, в отдаленнойточке Европы. — Садись, — разрешил он, указывая на стоявший рядом стул.
Дронго обернулся и заметил, что все присутствующие вресторане смотрят в их сторону. Он сел спиной к залу.
— Я так рад вас видеть, — искренне признался он.
Перед ним сидел известный на весь мир человек — бывшийкомиссар французской полиции, легендарный Дезире Брюлей. За те два года, чтоони не виделись, Брюлей не изменился. Массивные плечи, грубые черты лица,словно высеченного из камня, неизменная трубка в руках… Любовь комиссара ктрубке была столь же традиционна, как и у многих литературных героев —знаменитых сыщиков.
— Я тоже рад тебя видеть, — кивнул в ответ Брюлей, — хотямне было бы приятнее увидеть тебя в Париже. Зачем ты прилетел? Кто-то из этихтипов сумел тебя уговорить, чтобы ты позаботился об их интересах? — Он нескрывал своего пренебрежения к окружающим.
— Меня трудно уговорить, комиссар, — улыбнулся Дронго, — ивы это знаете.
Ему было приятно разговаривать с человеком, которого он зналуже много лет и которому абсолютно доверял.
— Почему не спрашиваешь, как я здесь оказался? — прохрипелкомиссар. — Или думаешь, что меня можно купить? Старый конь стоит дешевлемолодого?
— Я не хотел вас обидеть, — встрепенулся Дронго.
— Знаю, — ответил комиссар, — ты вообще ко мне хорошоотносишься. Но на этот раз у тебя есть все причины изменить свое мнение обомне. Я приехал сюда по приглашению одного из этих типов.
— Даже если вас пригласит куда бы то ни было сам Сатана, я итогда не изменю своего мнения о вас, мсье комиссар.
Они как всегда общались друг с другом на английском языке, иДронго приходилось тщательно выговаривать слова, чтобы Брюлей его понимал.Комиссар говорил по-английски с заметным французским акцентом.