Давно пора - Юрий Хользов

— Смотрите, начинается! — Демон даже привстал на кресле, приблизившись к шару.

Все с интересом уставились в шар. Однако неподдельный интерес был только у двоих. Эльф же сидел, смотря в шар, но его внутренний взор был обращен к сложнейшей конструкции заклинания, которую нужно успеть завершить в нужный момент.

Тем временем картинки в шаре начали сменять одна другую. Вот ребенок встал, перевернул кассету в плеере, вот он сел обратно, вот второй ребенок заерзал, нервно смотря в проход, вот в комнату зашел третий человек. Не ребенок, но и не мужчина, скорее подросток, лет девятнадцати. Он навис над ребенком и что–то ему прокричал. В шаре отразились эманации настроения ребенка, картинки бешено сменяли одна другую, в них был огонь глаз, кровь, ярость, но все это было лишь проекциями желания. Ребенок поднял глаза, в них на миг загорелся огонь, но тут же потух. Ребенок вымолвил одно слово и опустил лицо вниз, прикрыв глаза.

— ЭТО ЧТО ЕЩЕ ЗА БРЕД?! — Демон пинает стол, с которого падает шар, летят бокалы, а сам стол летит в противоположную стену, — ДРЕВНИЙ, ЭТО ТЫ СДЕЛАЛ?!

— Я не вмешиваюсь в жизни букашек, Демон, — Нейокен был серьезен и смотрел прямо взбешенному полубогу в глаза, — ты тоже букашка, не забывай.

— Ну, раз у нас тут шоу не получилось, то я, пожалуй, пойду. Итак долго тут просидел в ожидании ничего, — Эльф встал, поправил камзол, застегнул пуговицы на манжетах, развернулся и пошел на выход, пряча улыбку.

— Фил, почему?

Вопрос звучал глухо, будто Демон жалел о том, что сейчас произойдет. Мирраз и Филдаэр были если не друзьями, то соратниками точно. Они прошли не одну битву с Бездной, и спасали друг друга не один раз в рейдах.

Улыбка сползла с уст Эльфа, он склонил голову и не оборачиваясь произнес:

— Мир, ты хочешь, чтобы он стал обыкновенным Демонским берсерком, который побежит на край вселенной чтобы огнем и мечом выжигать порождения Бездны. Он слишком важен. Я не могу допустить, чтоб ты так глупо слил такой кадр. Извин..

Договорить он не успел, горящая секира в человеческий рост разрубила его пополам и оплавленные половинки тела с глухим стуком упали на пол.

— Не извиню.

Семнадцать лет спустя, наши дни.

— Давно пора!

Это прозвучало приглушенно, словно из–за стены. В ушах барабанила кровь.

Стоп, что!? Кровь повсюду. Нет–нет–нет, я же сдержался, я на самом деле… Или да?

Взгляд не получалось сконцентрировать, все плыло, а барабанщики в ушах не переставали отбивать ритм моего сердца. Попытался встать, руки почувствовали сопротивление, отрываясь от ковра.

Черт, липко. Это сколько ж я времени провел в таком положении, если кровь успела запечься?

— Не торопись, спринтер.

Снова этот голос, чушь какая–то. И вообще все чушь, так не бывает.

— Муахахах, смешной обезьянка.

Заливистый смех. Женский? По порядку, надо сообразить, это я так вчера накидался текилой? Или молли палёная? Нет, состояние как с похмелья, с молли не такие отходосы. Жесть, ничерта не помню.

Усилием воли выпрямляюсь, тут диван рядом, я помню. Надо сесть. Шершавая поверхность дивана нащупывается рукой на память, сажусь. Стоп, что? Почему он такой огромный? Ничего не понятно, бесит. Вдох–выдох, спокойно. Глаза, наконец, приходят в норму, это же моя старая квартира! Та, где мы жили с матерью, до ее… Стало невыносимо грустно, слезы накатились и побежали по щекам.

Фу, щекотно.

Мать умерла давным–давно и мысль об этом уже давно не вызывала грусти. Не должна была вызывать.

ЧТО. СО МНОЙ. ПРОИСХОДИТ?

— Ути–пути, плачет, маленький. Ты бы даже мило смотрелся, если б не был весь в крови своего дядюшки, аха–ха.

Ее тоже убить, что–ли?

Всегда бесило, если ко мне не относятся серьезно.

— Зубы еще не выросли, щегол, чтоб на меня их точить! Я не твой дрищеватый родственник, голову сверну и ради хохмы пару селфи сделаю, потом оживлю и…. Ай в Бездну иди, не придумала еще.

Призабавнейший сюр, мне угрожает бабский голос в голове. Хотя, сталь в нем почувствовалась явно, будто и правда разозлилась. А еще как–то буднично, словно она такое уже делала.

— Делала–делала, зайка, но не с детьми… Это был бы интересный опыт.

Не отвечать, не говорить. Это все бред. Не мог я убить Ваську, не мог снова стать подростком, и не может какая–то Клава мысли мои читать. Видимо, все же с башней беда. В стрип–клубе что–то подсыпали?

— Еще раз назовешь меня Клавой — сломаю твою маленькую ручонку. Приходи в себя, щегол, нет у меня времени ждать пока ты расдуплишься и таблетку правильную выберешь.

— Я не щегол, а угрожать мне смысла нет. И не таких лесом отправлял.

— Вот, прогресс. Молодец. А теперь, разрешите представиться, господин «не щегол». Ксунауфейн Кладд'Эп, победительница турнира МиркРа, Мастер–Мечник и Пространственный маг, а еще красавица, комсомолка и жопа у меня отпад.

— Аха–ха. Когда вспомню кто меня угостил — попрошу еще.

— Кончай балаган, клоун, времени мало.

— Куда торопимся, мисс отпадная комсомолка?

— Да подними ты голову уже и обернись, идиота кусок. Ну вот кого мне всучили, недалекий имбецил, недели ведь не проживет.

Я медленно, боясь спугнуть визуал, поднял голову. Очень уж хотелось посмотреть на ее жопу, пока не отпустило.

— Чертов кракен, он еще и озабоченный извращенец.

Это был фейспалм?

И я увидел.

Мой организм за прошедшие года ко многому успел привыкнуть, много всякого я в него вкидывал, многое почувствовал, слышал. Нет, я не наркоман, как можно было подумать.

Главное — мозг, он у меня… Странный. Бухло действует только если накидаться в сопли, но тут я сразу спать иду, не буйный и не идиот.

— Не буйный, ахахаха, продолжай, балабол.

Я был буйным, но это было давно, и я успокоился.

— А еще теперь ссышь в рожу получить лишний раз и боишься стоматологов, а еще цен на новые зубки, — она наставнически подняла палец вверх и вздернула подбородок, чисто училка.

Может и так. Я и правда в последнее время стал жалкой копией себя из прошлого, раньше страх меня не останавливал. А теперь останавливает. Стыдно.

— Не парься, ты просто взрослый и знаешь последствия, насмотрелся. Это у вас и называется мудрость. Вы же хрупкие как тарелки с «Фреккен Бок», но это мы исправим, уж я тебе обещаю, — и она плотоядно облизнулась.