Дюжина аббатов - Лаура Манчинелли

Очень мало спал герцог в ту ночь. И проснулся он обеспокоенным и немного грустным. Слабый свет пробивался сквозь длинное узкое окно. Укрепления, долина, деревья – все исчезло, погрузившись в туман, который густыми волнами поднимался и колыхался, бескрайняя тишина давила на землю. Казалось, жизнь бежала из тех мест. Герцог возвратился мыслями к предыдущему вечеру, освещенному залу, лютне трубадура, к «бранле», который он танцевал, сжимая руку маркизы, к ее платью лунного цвета… к черному всаднику… к этому бегству через долину…

Может быть, в зале он найдет кого-нибудь, может быть, молодой музыкант еще там, он снова встретит взгляд его голубых глаз и они вместе сыграют. Может быть, там и маркиза. И уж конечно, в большом камине разожжен огонь.

Но, подойдя к порогу гостиной, герцог почувствовал, как тонет его надежда. Огонь действительно горел в камине, но в слабом туманном свете в глубине зала восседали и о чем-то совещались двенадцать черных фигур. Сидели аббаты на высоких скамьях, в задумчивости нахмурив брови, перекидываясь редкими словами. Все они обернулись одновременно и молча окинули герцога суровым взглядом.

Маркиза ди Шайян привыкла к вечерним верховым прогулкам на закате и выезжала в любую погоду, летом и зимой, в солнце, ветер, снег и дождь. У маркизы ди Шайян для этого имелись длинные плащи: из аравийского шелка для жарких летних вечеров, из бархата и шерсти на первые осенние холода, из густого меха на зиму.

У маркизы ди Шайян было два великолепных скакуна: один белый, с гордой осанкой, медленной и торжественной рысью, с мощной и изящно изогнутой шеей. Его звали Иппомеле. Когда ей оседлывали белоснежного Иппомеле, маркиза ди Шайян одевалась во все белое: белая мантия, белая вуаль, большая белая шляпа поверх вуали. Другой скакун был черным как ночь, быстрым, нервным и стремительным, с поджарым, как у жеребенка, корпусом, очень длинной шеей и длинной гривой. Он любил галоп и плохо отзывался на узду и удила. Этот скакун был быстр, как ангел ночи, и звали его Иварс. Когда ей седлали ее черного как ночь Иварса, маркиза ди Шайян одевалась во все черное. Черный плащ, черная вуаль, большая черная шляпа поверх вуали. Маркиза ди Шайян была весьма хороша собой.

В тот год часто выдавались ясные дни, прежде чем снег и лед воцарились в долине на всю мрачную, бесконечную зиму. И каждый вечер перед закатом маркиза выезжала, одна или в компании, на верховую прогулку. Иногда ее сопровождал герцог, и тогда аббаты, все или только некоторые, седлали коней и скакали рядом, не спуская с него глаз.

Однажды вечером, когда герцог томился, сидя перед окном в ожидании выезда маркизы, за ним прислали пажа Ирцио, чтобы пригласить в залу, поскольку донна хотела немедленно что-то всем сообщить. В тот вечер маркиза ди Шайян отказалась от поездки. Иппомеле и Иварс напрасно ждали ее в конюшне. Казалось, что в воздухе запахло опасностью. И вот что произошло в действительности.

Когда гости спустились в гостиную, маркиза уже сидела там на большой скамье из прекрасного черешневого дерева, которое с течением времени приобретает все более красный оттенок.

Ее черные волосы были заплетены в косы, и каждая коса была обвита нитью белого как снег жемчуга. В руках маркиза держала лист бумаги и не замедлила прочесть: «Всем обитателям данного замка настоятельно рекомендуется и вменяется в обязанность всякий настой, отвар или декокт, произведенный ими из трав, цветов или ветвей, хранить в своих собственных комнатах, в особенности это касается ядов. В случае невыполнения данного распоряжения воспоследуют в отношении отдельных лиц меры того характера, который подскажут обстоятельства и природа отвара. Предостерегаем также всех лиц от перегонки или настаивания каких-либо подозрительных или опасных для жизни соков, а еще более от того, чтобы оставлять их без присмотра в залах замка или в чужих комнатах».

Чтобы понять смысл этих странных слов, следует знать, что за несколько дней до этого произошло невероятное событие. Дело в том, что один из соков названного свойства привел к внезапной смерти аббата Умидио. То был экстракт безвременника. И случилось это октябрьским вечером.

В долине Шайян еще цвели эти нежнейшие розовато-синие цветы, произрастающие из маленького беловатого клубня, спрятанного глубоко под землей, и именно из этого клубня рождается удивительный цветок, который царит на осенних лугах. У них совсем нет запаха. Их называют еще колхидиками, может быть, потому, что, как говорят, их клубни были завезены морем из далекой таинственной Колхиды, волшебной родины ядов. И сок их ядовит.

Вечером того ясного октябрьского дня, в еще теплом и необыкновенно золотистом свете клонящегося к горизонту светила, маркиза да Шайян выехала на белом Иппомеле на медленную и спокойную прогулку. Из-под белого плаща почти до земли спускалась по крупу лошади синевато-розовая туника. Но в тот вечер прекрасную маркизу сопровождали ее придворные дамы, рядом с ней были донна Камилла, герцог Франкино, аббат Мистраль, и, наконец, замыкал маленький кортеж Венафро в просторном плаще из черного бархата верхом на огромном черном коне.

Венафро хорошо знал свойства растений и объяснял герцогу, что названные цветы, такие нежные на ощупь и приятные глазу, обладают роковой силой, но вместе с тем их смертоносный сок в небольших количествах может оказывать чудодейственное воздействие при лечении болезней дыхания, опасных болезнях крови и сердца, при острых болях в членах. Нет зла, как он говорил, которое не может стать добром, нет злодеяния, которое нельзя бы было обратить в благодеяние, нет в мире ничего отрицательного, что не имело бы положительных сторон. Герцог слушал его философствования, которым внимали и дамы, пока они спускались по холмам, которые ведут от замка ди Шайян в долину, в луга цветущих колхидиков. Добравшись до них, все спешились и отправились гулять по цветущим лугам. Маркиза уселась на обломок скалы, и ее туника раскинулась по земле, как крупный осенний цветок. Герцог взирал на нее, усевшись внизу, у ног.

Дамы между тем собирали цветы, и было отрадно видеть повсюду их яркие наряды, здесь голубого, там красного, а где-то и радостного солнечного цвета. До самого заката длился этот праздник на лугу. Когда грустная тень легла на долину, позвав их в обратный путь, они возвращались с огромными букетами цветов, чтобы украсить комнаты, расставив букеты в красивые стеклянные и серебряные вазы.

На обратном пути, пока кони медленно поднимались в гору по направлению к замку, Венафро объяснял женщинам, как добыть сок нежных безвременников, долго кипятя их на огне, до тех пор пока вся лекарственная сила не выйдет из волокон растений, которые нужно отжать и затем выбросить. Драгоценный сок перегоняется потом в напиток амарантового цвета и, смешанный с чистейшим медом и имбирем, превращается в чудеснейшее снадобье, несколько капель которого могут излечить меланхолию, а в ошибочных дозах вызывают смертный холод в членах.

Вероятно, кто-то долгим осенним вечером решил ради развлечения произвести эту жидкость, которая может быть опасной или благотворной, как, в сущности, и все в жизни; у всего есть две стороны: грустная и веселая, и все может приносить как радость, так и боль, как наслаждение, так и страдание, ведь именно по воле провидения во всем смешаны смех и слезы.