Чародей звездолета «Агуди» - Юрий Никитин

И по стране, и в кабинете министров, как раньше говорили осоциализме с человеческим лицом, сейчас говорят о капитализме с тем же лицом,при этом большинство уверяют, что и при строительстве капитализма у насособенный путь, только крайние западники настаивают, чтобы ничего неизобретать, а взять и скопировать Запад, нечего косоруким изобретать своимодели.

Дверь приоткрылась, Ксения бросила вопросительный взгляд. Япокосился на свое отражение в стеклянной дверце книжного шкафа: седой лысеющийчеловек с печальными глазами, можно без натяжки сказать – мудрыми, должен же ябыть самокритичен, взглянул на часы, уже пять минут десятого.

– Извини, – сказал я отечески, – давай зовивсех!

– Сюда?

Я подумал, покачал головой:

– Нет, в кабинет для совещаний. Там, даже если первымивойдут Окунев и Новодворский, поместимся все.

Пока она разговаривала с министрами, я перебрался в соседнийзал, здесь втрое просторнее, а так почти этот же кабинет: мебель, как и во всехпомещениях, старинная, даже антикварная, но я не настолько привязан к старине,чтобы из-за почтения к обстановке лишиться доступа к информации: уже в моеправление на стенах укрепили жидкокристаллические экраны, и каждый год меняютна все более новые, совершенные, навороченные.

Дизайнеры постарались придать им с помощью массивных рам виддорогих картин, но, конечно, единства стиля как не бывало.

Помню, предыдущий президент как-то в телефонном разговорепопенял мне на такие изменения, я постарался перевести в шутку, пояснив, чтотогда для единства стиля мне пришлось бы принимать посетителей в костюме временИвана Грозного. Более того, требовать, чтобы ко мне приходили только одетыесоответствующим образом.

Зазвонил телефон, я взял трубку, приглушенный голосКарашахина звучал тихо, серо, я вслушивался, одновременно наблюдая, как к двериподходят члены правительства. Мелькнул Новодворский, приятно улыбаясь, розовыйтакой колобок в пару центнеров, круглые щечки, масленые глазки, с видудобрейшей души человек, всегда говорит только приятное, немногие знают, какойэто цельный и неразборчивый карьерист, имеет колоссальнейшие связи, которыезавязывал так же неразборчиво: где через браки, в том числе своих детей имногочисленной родни, где через лесть, подарки, везде без мыла влезет, но развеэто не добавочная подмога на посту премьер-министра, который и сам по себе –блестящий ум и умелый игрок на международной арене?

Еще при Советской власти он сделал ставку на то, что Западнамного сильнее и обязательно нас добьет, а раз так, то какие могут бытьпроблемы выбора: на чьей стороне? Конечно же, на стороне сильнейшего! Как и егоучитель Сахаров, в эпоху заката режима перешел в оппозицию, смело и гневнообличал строй, уже прекрасно зная, что сталинская жестокость позади,одряхлевшая власть расправиться просто не сумеет и даже не успеет, а когдавласть рухнула окончательно, в числе первых замаячил перед телекамерами созвездно-полосатым флагом России. С того времени усиленно проводит кампанию, чтоРоссии надо вот так взять и помереть, а земли передать Западу. Русским же,чтобы долго не мучиться, надо вымирать ускоренными темпами, не терпитсяувидеть, как с карты исчезнет даже название этой страны. На Западе три виллы, немалыйсчет в швейцарском банке, еще две виллы на имя дочерей, и не очень-то стремитсяплатить налоги, записывает на родственников. Увы, ни Запад ничего с этимподелать не может, ни мы, хоть и знаем, сколько сотен миллионов долларов онуворовал лично. Законодательство у нас, мать его, отстранить бы его вот так,волевым усилием… но я же избран в демократическом государстве большинствомголосов, люди ждут от меня исполнения законов!

Новодворский еще был за дверью, я только услышал егозадорный и почти игривый голос:

– Вы уж извините, Лев Николаевич, но вы не правы!Насилием ничего нельзя решить. Эта проблема не имеет военного решения… Да и ктому же мы должны соблюдать международные законы… Вы антисемит?.. Простите, нотак говорили фашисты… Академик Сахаров – совесть нации… вы уверены, что вы неантисемит?..

Вошел Громов, министр обороны, массивный, как борец сумо, нолегко носит свое оперное тело. Лицом а-ля турецкий султан: как бы ни брился,щеки и подбородок темно-синие, да что там щеки – синева под самые по-казацкиострые скулы, а сверху на эти скальные выступы наползает жаркая трехслойнаялава подглазных мешков, у меня ощущение от них, как от переполненных обоймподствольных гранатометов, глаза постоянно держат на прицеле, я там явно вперекрестье, где бегут полупрозрачные цифры, показывающие расстояние дообъекта, движение воздуха и даже необходимость разрывной, бронебойной илисеребряной пули.

– Время Топора, – прорычал Громов через плечо.

– У нас? – спросил Новодворский, входя следом.

– Везде, – отмахнулся Громов снебрежностью. – Везде на планете по имени Земля.

– Это не так, – ответил Новодворский сдостоинством. Он искательно посмотрел в мою сторону, убедился, что я все ещезанят разговором по телефону, сказал достаточно громко, чтобы услышал и я: – Вовсем мире, как вы могли заметить, крепнут именно демократические ценности. Невидит этого либо слепой, либо фашист. Слепым я вас назвать не могу, хоть вы ипользуетесь очками… У вас минус десять?

– У меня плюс, – сварливо сказал Громов. –Плюс два, так что очки мне без надобности, пользуюсь только для чтения. Этозначит, что могу не увидеть врага, который со мной рядом, но вдаль зрю далеко!И что там ждет Россию, тоже вижу.

– И что видите? – коварно спросил Новодворский.

– Величие, – ответил Громов высокопарно.

Новодворский снова бросил на меня осторожный взгляд, немешаем ли, сказал со вздохом:

– Даже если вам почудился призрак, что бродил поЕвропе, а к нам однажды явился и нагадил, то нам все равно надо оттянуть конец…не надо ржать, поручик… ах, простите, вы уже маршал, я имею в виду, оттянутьприход этого жестокого времени как можно дольше. Мы обескровлены, измучены…

Я дослушал Карашахина, велел принести бумаги и отключилсвязь. Разговоры в кабинете разом умолкли. Я кивнул на стулья вокруг стола.

– Прошу садиться, какие церемонии?.. Сколько летпротираем эти сиденья!

Громов бодро каркнул:

– Да уж, я та-а-акой мозоль натер. Больше только уНоводворского на языке.

Они рассаживались, как обычно, строго по рангу, не писаному,но реальному, по которому министр обороны всегда ближе к президенту, чемкакой-то там министр какой-то там культуры. Да культуру вообще не приглашают назаседания правительства в узком кругу, а разве что в самом что ни естьрасширенном, когда нужны пионеры, ныне бойскауты, для подношения президентустраны букетов цветов и благодарения за счастливое детство.

Я терпеливо ждал, от строгой процедуры первых заседанийостался только этот протокол, а за семь лет моего президентства сложилсяполуформальный ход таких заседаний, поневоле сложился, ибо работаем подолгу, апросидеть, как в Генштабе, трудновато для уже привыкших к вольностямдемократии, когда можно и почесаться, и галстук расслабить, и квартиру вноздрях освободить, чего не посмели бы в первые месяцы.