Ты изменил мою жизнь - Абдель Селлу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не спрашивал разрешения выйти из дома, а ей и в голову не приходило поинтересоваться, куда я иду. У арабов любой человек пользуется свободой безо всяких ограничений.
3
В нашем новом районе стояла статуя. Точно такая, как в Нью-Йорке, – я ее видел по телевизору. Наша, конечно, была меньше, но мне, шестилетнему, она казалась просто огромной. Каменная женщина в простой накидке держала в поднятой руке факел, а на голове у нее был странный венец из колючек. Мы переехали в XV округ и забыли тесную квартирку и старый Париж, который казался мне таким скучным.
Теперь мы живем в новом районе Богренель – районе, ощетинившемся небоскребами, как в Америке!.
Семейство Селлу получило квартиру на втором этаже семиэтажного дома из красного кирпича – его еще называют «парижским камнем». Лифта в доме нет. Жизнь тут такая же, как в любом пригороде – Сен-Дени, Монфермей или Кретей. Единственное отличие в том, что из наших окон – видна Эйфелева башня.
Теперь я парень из предместий. Рядом построили огромный торговый центр, со всем, что полагается внутри, – заходи и бери. Я уверен в том, что весь мир занят только тем, чтобы украсить мою жизнь.
* * *
У кассы в магазине «Призюник» прямо перед моим носом висят яркие пакеты, а рядом на полках разложены всевозможные игрушки и сладости. Я обожаю конфеты «Пец» в коробочках-дозаторах с забавными пластмассовыми фигурками. Нажимаешь на кнопку, и конфетка выпадает на ладонь. Я быстро собрал большую коллекцию.
По вечерам я выстраиваю на столе коробочки с фигурками героев любимых мультфильмов. Мой брат, который вечно во все лезет, спрашивает:.
– Абдель, откуда у тебя фигурка из «Братьев Гавс»?
– Мне подарили.
– Неправда.
– Заткнись или получишь.
Брат замолкает.
Еще мне очень нравятся корабли, подводные лодки и маленькие машинки, которыми можно играть в ванне. Сбоку у них ручка, внутри механизм, заводишь – и пошла машинка. Много раз в магазине я набивал целые сумки этими игрушками и просто уносил их. Я входил в магазин как любой человек, собравшийся за покупками, брал пакет, выбирал то, что мне нравилось, и уходил..
Но в один прекрасный день выяснилось, что я кое-что упустил. Я прошел мимо кассы прямо на глазах у директора магазина.
– У тебя есть деньги? – спросил он.
– Деньги? Зачем это?
– Чтобы оплатить то, что ты взял!
– Что я взял? Вот это? А разве это за деньги? Откуда мне было знать! И вообще, ну-ка отпустите меня, мне больно!
– Где твоя мать?
– Не знаю! Дома, наверное.
– А где ты живешь?
– Не знаю, где-то живу…
– Отлично. Раз ты так себя ведешь, я отведу тебя в участок.
Вот тут я, честно говоря, вообще перестал его понимать. Мне показалось, что он хочет отвести меня на почту.
Я знал, что такое почта – я много раз был там с Аминой. На почте можно купить марки или позвонить из телефонной кабины родственникам в Алжир. При чем тут конфеты «Пец». А, я понял. На почте еще выдают деньги.
Нужно сунуть в окошко листок с цифрами и подписью, а кассирша даст тебе несколько стофранковых купюр. Я поднимаю голову и смотрю на директора, который крепко держит меня за руку – и больно-то как..
– Нам незачем идти на почту, уверяю вас! Я не смогу заплатить, потому что у меня нет листка с цифрами.
Директор с недоумением смотрит на меня. Похоже, он ничего не понял.
– Ты вообще чего несешь? Ну да ладно, в полиции разберутся.
Да он просто идиот! На почте нет полицейских. А хоть бы и были – не думаю, что они станут платить за мои конфеты.
Наконец мы входим в какое-то серое помещение. Это совсем не похоже на почту. Вдоль стен на стульях сидят люди. За письменным столом какой-то человек в синей форме, он смотрит на нас. Даже не поздоровавшись, директор магазина начинает вопить:
– Я поймал этого воришку с поличным у себя в магазине! Схватил на месте преступления!
На месте преступления! Кажется, он смотрел слишком много фильмов про комиссара Коломбо. Я склоняю голову набок и стараюсь походить на цыпленка Калимеро, когда он произносит свою коронную фразу: «Разве это шправедливо? Это шлишком нешправедливо!»
– Полюбуйтесь! – Директор вываливает мою добычу на стол перед полицейским. – Целый пакет! И я готов поклясться, что это не в первый раз!
Полицейский пытается от него отделаться:
– Очень хорошо. Оставьте его нам, мы разберемся.
– Да, но проследите, чтобы он был хорошенько наказан! Пусть это послужит ему уроком! Я не хочу, чтобы он снова таскался ко мне в магазин!
– Я вам уже сказал, что мы разберемся.
Наконец директор уходит. Я стою перед полицейским и уже не притворяюсь несчастной жертвой. На самом деле все это меня развлекает. Я не боюсь, да и чего мне бояться. В магазине прямо у меня перед носом лежали сладости. И, разумеется, я их взял. Я наивный и доверчивый, я думал, что они лежат там как раз для этого – ириски «Карамбар», жевательный мармелад «Клубника Тагада», «Пец» с фигурками Микки-Мауса, робота Грендайзера и космического пирата капитана Харлока….
Полицейский приводит меня в кабинет, где сидят двое его коллег:
– Директор «Призюник» поймал его, он набрал там всего с полок.
Я тут же его перебиваю:
– Не с полок, а рядом с кассой! Там, где конфеты!
Полицейские улыбнулись. Я не знал, что никогда больше не увижу в полиции таких доброжелательных лиц.
– Любишь конфеты?
– Ну да, конечно!
– Конечно… Ну тогда попроси родителей, чтобы они тебе их покупали. Договорились?
– Да… Договорились.
– Ты сможешь сам найти дорогу домой?
Я киваю.
– Ну и хорошо. Давай, беги.
Я уже стою на пороге и слышу, как они говорят о директоре магазина:
– Нет, что он себе вообще думает? Мы что, должны были закатать его в тюрягу?
* * *
Вау! Я супермен! Я сумел тайком сунуть себе в карман три пастилки в шоколаде. Заворачиваю за угол и запихиваю в рот первую. Когда я подхожу к дому, сласти как раз заканчиваются. Навстречу идут мама с братом, они вышли за покупками. Брат тут же спрашивает:
– Что это ты ешь?
– Конфету.
– А где ты ее взял?
– Меня угостили.
– Я тебе не верю.
Я улыбаюсь, по уши перемазанный шоколадом.
4
Французы растут с удавкой на шее. Родителям так спокойнее: они контролируют ситуацию. Ну, или им так кажется… Я видел, как они по утрам ведут своих детей в школу – за руку, до самой ограды – и говорят на прощание всякую чушь, которая, по их мнению, должна поддержать ребенка на весь день: