Флагман владивостокских крейсеров - Александр Чернов

После эмоционального, но уже вполне делового обсуждения деталей подготовки к встрече дорогих гостей, которое закончилось принятием нескольких неожиданных, с точки зрения «нашей» реальности, решений, Руднев отпустил «накрученных» офицеров.

Одной из этих «неожиданностей» стал перенос места стоянки «Богатыря» и дежурного отделения миноносцев к самому горлу входного фарватера бухты. Предложил это сам Стемман, резонно заявив, что при перекидной стрельбе от его шестидюймовок нет смысла ждать особого толка, но вот если кто-то из японских легких крейсеров вздумает сунуться в Босфор, чтобы Камимуре корректировать стрельбу, тут-то они и могут пригодиться…

* * *

Наскоро перекусив, Петрович принялся за прочие неотложные дела. И начал он с просмотра принесенных штабными только что расшифрованных телеграмм за последние двое суток. Сверху в папке лежала самая свежая. Текст ее был краток и лаконичен: «Поздравляю блестящими успехами. Планирую быть Харбине 22.02. 12 час. Срочно телеграфируйте возможность прибытия Харбин. Макаров».

«Тыкс… Паршиво. Потому, что 22-го у нас японские гости. Получается, что придется отказывать командующему? Иными словами – не выполнять приказ. Хорошенькое начало взаимоотношений с непосредственным начальником, блин. А что делать? Тут ни на кого пока надеяться я не могу. Налажают. Однозначно… Обидится или нет Макаров, и чем это может закончиться – после разгребать. А вот Ками поймать – без пяти минут конец войне. Тут уж или грудь в крестах, или…»

Хоть кошки на душе и скребли, Петрович колебался недолго. И в адрес командующего ушла шифротелеграмма: «Агентурным данным 22 февраля ожидается атака японской второй боевой эскадры порта Владивосток. Прошу разрешения не покидать вверенный отряд».

Макаров отозвался сухо и по-деловому: «Выезд Харбин вам отменяю. Примите все необходимые меры отражению неприятеля».

На следующее утро город был разбужен грохотом орудий крейсеров, бивших поверх сопок в сторону Уссурийского залива. Многие обыватели были перепуганы, несколько стекол и правда вылетело – прав был Стемман, но у моряков были свои заботы и печали.

Наблюдавшие за стрельбами с оборудованого на сопке дальномерного пункта командиры крейсеров были неприятно удивлены тем фактом, что два снаряда из трех, ошибочно выпущенных артиллеристами «Громобоя» по слишком низкой траектории и поэтому не долетевших до залива, не взорвались. Английские же снаряды «гарибальдийцев» взрывались все, даже падая в воду. Однако Руднев не только воспринимал это как должное, но и зловеще предрек:

– Погодите, господа, вот вернетесь по кораблям, тогда по-настоящему расстроитесь…

Пробная стрельба «Рюрика», как и ожидал Руднев, прошла не на ура. Нет, его восьмидюймовые снаряды в принципе долетали до района предполагаемого маневрирования японцев. Но вот для того чтобы предсказать, куда именно снаряд соблаговолит упасть, надо было быть не артиллеристом, а скорее астрологом. Рассеивание боеприпасов, выпущенных из устаревших короткоствольных восьмидюймовых пушек, было на такой дистанции слишком велико даже для стрельбы по площадям.

По результатам учений Руднев предложил иметь на каждом корабле копию карты, разбитой на заранее пронумерованные квадраты. Тогда с дальномерных постов достаточно было передавать только номер квадрата, в котором находились японские корабли, не заморочиваясь с передачей дистанции и азимута. Упрощение организации огня было настолько очевидным, что господам офицерам осталось только развести руками, почему до Руднева никто до этого не додумался.

Насчет расстройства по прибытии на корабли – так и вышло. Пока команды минеров и моряков с полутора десятков разнообразных плавсредств и шести миноносцев под общим надзором лейтенанта Зенилова, старшего минного офицера «Рюрика», соединяли их взятыми на крепостных складах и реквизированными на телеграфе проводами, командиры «России» и «Громобоя» столкнулись с новой бедой. Почти треть шестидюймовых орудий, выпустивших всего-то по пять снарядов на ствол, пришла в негодность. Они беспомощно уставились в небеса, и не было никакой возможности их опустить – подъемные дуги были переломаны отдачей при выстрелах на больших углах возвышения. На возмущение офицеров, что теперь их крейсера потеряли часть боеспособности, Руднев хладнокровно отвечал: «Лучше сейчас, а не в бою». И приказал за три дня заменить поломанные дуги, а в течение полутора суток – подкрепить исправные орудия. А чтобы господа командиры напрасно не гадали, успеют ли починить до боя поврежденные пушки на их кораблях, Руднев с улыбкой предложил им перетянуться на верпах, встав к предполагаемому направлению появления противника не стрелявшим сегодня бортом. Оказалось, что «Надежный» и пара буксиров в помощь «России» и «Громобою» именно на этот случай были посланы контр-адмиралом еще с утра.

Возмущение Гаупта, который сетовал по поводу непредвиденного расхода металла и отвлечения рабочих от «более срочных задач» и вопрошал, «откуда господину контр-адмиралу известно, что в низкой кучности виноваты именно подкрепления орудий», было уже привычно проигнорировано Петровичем. Он начал привыкать к манере Гаупта сначала истерить и гнать волну, а потом, ворча и чертыхаясь, делать что велено.

В общем, весь Владивосток стараниями Рудева напоминал разворошенный палкой пчелиный улей. Во дворах стучали ломы и кирки: рыли щели-убежища. Провели учебную стрельбу береговые батареи. Команды четырех номерных миноносцев аврально перебирали машины, готовясь к выходу для добивания поврежденных на минах японцев.

Подумав насчет «Рюрика», все-таки решили, что восемь шестидюймовок и пара старых, но мощных орудий будут весьма нелишними, а учитывая, что шанс на пробитие брони на такой дистанции был только у крупных снарядов, стариком решили не пренебрегать. По пробитому «Надежным» каналу он втянулся в Гнилой угол Золотого Рога и встал на якоря так, чтобы свободно бить в направлении Уссурийского залива обоими восьмидюймовыми и всеми среднекалиберными пушками правого борта.

Для увеличения дальности стрельбы на нем по максимуму забили углем все ямы левого борта, на правом опорожнив от котельной воды отсеки двойного дна. Это дало кораблю крен в четыре градуса и соответственно повысило углы возвышения артиллерии. Таким образом, Петрович, использовав известный ему по нашей истории опыт «Славы» у Моонзунда, добился того, что все его броненосные крейсера могли участвовать в предстоящей игре с Камимурой.

Пока команды минеров с помощью «Надежного» аккуратно топили мины, Гаупт вновь высказал свое сомнение насчет «этой затеи». На его предупреждение, что до четверти мин не сработает из-за того, что провода могут быть порваны льдом, Руднев хладнокровно приказал через зону прибоя провести их внутри старой пароходной трубы и установить не две сотни, а двести пятьдесят мин, ровно на четверть больше, чем окончательно ввел начальника порта в ступор. И когда поручик-минер пожаловался Гаупту, что треть мин при использовании на морозе такой изоляции может не сработать, тот просто приказал ему молчать об этом…

Не мытьем так катаньем настырный адмирал добился-таки своего. Последняя галочка в списке стала кружочком: вечером 21-го успели оборудовать на сопке подле дальномерного поста Нирода хранилище аккумуляторных батарей для запитки минного заграждения. Работавшие как проклятые матросы, солдаты и офицеры не могли понять лишь одного – почему упертое начальство требует, чтобы работы были завершены именно к 22-му числу?